Сибирские огни, 1954, № 5
Анюта сидела на диване, слушала, слегка поёживаясь от ласково-ще- кочущего баса певца, и когда он закончил, так же, как начал, вздохом свободным и широким, только без слов — она поднялась и зажмурилась в восторге. Потом она сама выбирала и ставила пластинки: и «Коробейников», и «Метелицу», и «Тройку», и «Светит месяц». Наткнулась на вальс «Ве сенний сон». — Пойдём, потанцуем, Алёша? И потащила его в соседний большой зал, где свету только и было, что от лампы, горевшей в комнате Ольги Петровны. Танцевала Анюта очень легко, наслаждаясь движениями и словно купаясь в тёплой мелодии валь са: Алексею Антоновичу казалось, что не он держит девушку, а Анюта ведёт его за собой. Он давно не танцевал, с самых, пожалуй, студенческих лет, а с Анютой вообще впервые, и теперь удивлялся той необычной, вол нующей радости, какую доставлял ему танец. Он видел глаза девушки, живо блестевшие в полутьме, чувствовал на плече мягкую и в то же время сильную руку, иногда — дыхание у щеки. И стены комнаты словно раздви гались перед ним, он уносился вместе с Анютой куда-то на обрывы Возне сенской горы, где голубое небо и серебряные перья облаков, а внизу розо вым туманом стелются цветущие рододендроны, и ещё ниже — плещется в берег прозрачной волной река. Боже, боже, как далеко это начало люб ви! И как хорошо, что любовь бесконечна... Вальс оборвался. Ладонь Анюты скользнула по руке Алексея Анто новича. — Алёша, ты знаешь, я устала... И голова с непривычки у меня за кружилась. Он отвёл её в комнату матери, бережно усадил на диванчик, сам сел рядом. Анюта, побледневшая, закрыла глаза, веки у неё вздрагивали и полные губы слегка шевелились. — Нюта! Тебе плохо! Не открывая глаз, она нащупала пальцы Алексея Антоновича, пожа ла их. — Нет... Мне очень хорошо, Алёша. Ольга Петровна встала, собрала в стопку пустые тарелки. — У нас почему-то страшно медленно стал кипеть самовар, — сказала она и ушла какой-то несвойственной ей торопливой и словно летящей по ходкой. Анюта повернулась к Алексею Антоновичу, колени их столкнулись. — Алёша, ты не забыл... Марью-непомнящую? — прерывисто спроси ла она. — Я ведь тоже теперь... имя своё потеряла. Алексей Антонович схватил её за руки, стал целовать. Ах, как смеш ны, как пусты были его страхи, сомнения! — Никогда. Никогда! Нюта... Разве я забуду? — Сядь ближе... Только молчи, Алёша. Молчи... Не говори ничего... Не надо. Стучал маятник старинных часов за стеной. С улицы, сквозь закрытые ставни, глухо пробивались звуки трещотки ночного сторожа. Слышно бы ло, как на кухне бурлит и плещется кипящий самовар, как позванивает стаканами, бесцельно их переставляя с места на место Ольга Петровна, как запечный сверчок поёт свою песню. Иногда со стороны станции доно сились резкие вскрики паровозных свистков. Всё жило, всё было в движе нии, всё заявляло о себе громкими или тихими звуками. Только счастье оставалось безмолвным. Потому, что оно, большое счастье, всегда без молвно. ...Анюта погладила волосы Алексея Антоновича.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2