Сибирские огни, 1954, № 5
10 Клавдею всю ночь немного познабливало, но к утру «отпустило». Она проворно поднялась и сразу же начала собираться в дорогу, на девать на себя, что потеплее. Лиза её отговаривала, Клавдея в ответ только посмеялась: — Лизанька, да с чего же это я не пойду? Обещалась Порфирию. На до. Да и разомнусь. Выпила горячего чаю и вовсе повеселела. Пачку прокламаций она за прятала под кофту, а другою их часть, поменьше — штук десять — всуну ла за голенище своего подшитого валенка. Она всегда делала так. Гля дишь, удастся незаметно подбросить в воз какому-нибудь встречному му жику, оставить на дороге, придавив сверху камешком, или прицепить на сучок дерева. Листовка зря не пропадёт —•обязательно кто-нибудь её про читает. От Шиверска до Рубахиной не так далеко. По гладкому пути и при хорошем здоровье Клавдея уже через два часа бывала на месте. Теперь она шла медленно, чувствуя, как всё же остро колотится у неё сердце на крутых подъёмах и тянущая боль стягивает лопатки, словно туда впил ся целый десяток лесных клещей. Ложбины и овраги забило снегом, перед нею проехало всего лишь несколько подвод, которые не прикатали, а толь ко едва промяли дорогу. Занимался рассвет, весь в тяжёлых косматых тучах. Ещё чёрными ка зались вершины сосен. В чуткой морозной тишине звонко поскрипывал снег под ногами. За переездом начинался мелкий березняк, и здесь дорога, сильнее забитая пургой, стала совсем мягкой. Клавдея прошла едва одну треть пути, а непривычно для себя устала. Позади тонко заверещали полозья саней. Слышно, как рысцой, осту паясь в мягком снегу, трусит конь и пофыркивает. Должно быть, иней ноздри ему забивает. Клавдея торопливо ступила два шага вбок и провалилась в сугроб выше колена. Скрипучий, холодный снег ей набился за голенище валенка. — Дяденька, подвези,— крикнула Клавдея.— Замаялась я. Мужик натянул вожжи, остановил коня. — Садись. Тебе далеко? — В Рубахину. Мужик потеснился, давая ей место на дровнях, в которых было на бросано немного соломы. Конь затрусил рысцой. — Мне-то до мельницы, ну, да там недалеко, версты четыре,— ска зал мужик и посмотрел на неё внимательно.— В Рубахиной вроде всех баб я знаю. Тебя не запомнил. Городская? — Из городу,— подтвердила Клавдея. — А я с мельниц. Яковом звать. Знаешь, у Якова — лучше всякого. Ха-ха! — он пьяно мотнул головой.— У Петра Сиренева в мельниках слу жу. Возил ячменную муку господину Баранову, тестю, значит Петра Ин нокентьевича. Поросятами господин Баранов решил обзавестись,— мужик наклонился к Клавдее, дохнул ей в лицо винным перегаром. С видимым удовольствием похвалился:— Ночевал я у самого господина Баранова. Обильной руки человек. У Клавдеи страшно зябла нога, за голенище насыпался снег и теперь постепенно таял. Вытряхнуть бы его, но за голенищем лежали проклама ции. Мельника хмель разбирал всё сильнее. Он говорил и говорил и тыкал тяжёлым, каменным кулаком Клавдею в плечо. А она всё думала, как бы изловчиться и вытряхнуть из валенка снег.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2