Сибирские огни, 1954, № 5

этом. Да кто бы ни был отцом ребёнка, она-то всё равно ведь останется матерью! И будет любить, и будет попрежнему тянуться к нему. Своими прямыми словами он, Порфирий, только снова оттолкнёт от себя Лизу. Может ли стать— стал ли? он для неё дороже своего ребёнка? Ей не нужно делить своё сердце и выбирать, она может любить сразу и сына своего и мужа.^А вот он так не может. И должен выбирать: полюбить не­ навистного ребёнка и всё время кривить душой, говорить неправду, или — Порфиша! Как не заметил он, когда Лиза вошла? Порфирий онемело глядел на жену. А она стояла перед ним, весёлая, улыбающаяся, свежая с мороза. И какой-то особенной доверчивостью и лаской лучились её серые глаза. А я дома никак не могла. Будем вместе сегодня. Мама встала, со­ бралась и тоже ушла. В Рубахину. Порфирий вздохнул облегчённо, радуясь тому, что Лиза разрушила, оборвала бесконечную цепь его тягостных мыслей, и ещё тому, что Клав­ дея оказалась здоровой. — Пришла ты... спасибо тебе за это, — хрипловато выговорил он. И вытер рукой лицо, словно снимая с него паутину. — Порфиша, чего я делать должна? Он подумал немного. Ладно. Чтобы на улице зря не мёрзнуть, ты пока здесь оставайся. До гудков. Тогда я приду за тобой. А сейчас ещё и сам не знаю. Время, однако, лучше покажет. Пойду, поищу, может, Терёшин здесь уже. Порфирий ушёл. Лиза стала на его место, прижалась спиной к нагре­ той Порфирием стене и замерла в насторожённом ожидании. Загудел гудок в мастерских, первый, пробудочный. Он долго сотрясал морозный воздух своими низкими басовыми переливами и нервной дрожью отдавался у Лизы в груди. Прошло сорок пять минут. Снова гудок заре­ вел, всё также протяжно и призывно. Лиза не шелохнулась, она привыкла быть терпеливой. Рано ещё. И вот третий гудок — это уже к началу рабо­ ты. У Лизы постукивали зубы. Теперь ещё дадут неположенный, крамоль­ ный, четвёртый гудок, и этот гудок остановит работу. Подождать немного. Скоро уже! Вот сейчас... В депо, во всех цехах, за углами и прямо на путях, всюду, где собира­ лось значительное количество рабочих, из рук в руки передавались листов­ ки Красноярского комитета РСДРП, в которых чётко выделялись слова: «В России революция!» Кто именно раздаёт листовки, уловить было трудно. Широкий поток их сразу залил всю станцию. Везде-везде рабочие держали красные лист­ ки бумаги и жадно вчитывались в первые строки: «Русский народ, кото­ рый в течение целых столетий сидел на скамье подсудимых, рвёт цепи и подписывает смертный приговор царской монархии...» А там снова шли набатные слова: «В России начата революция! Бросайте работу. Объявляй­ те стачку. Останавливайте поезда, братайтесь с солдатами, призывайте их отказываться идти на войну, зовите их на свои собрания... Долой монар­ хию! Долой войну!. Да здравствует демократическая республика!» Эти слова читали про себя и повторяли вслух. Они будоражили, вол­ новали всех и тянули людей стать ближе, плотнее друг к другу. Хотелось скорее услышать живую речь. Кто скажет её? Загудел четвёртый гудок — неожиданный, дерзкий, особенно гром­ кий и долгий. — Бросай работу! Айда на собрание! Гудок звал всё требовательнее. И рабочие колышущейся волной все сразу устремились в депо, откуда уже были выкачены паровозы. Члены стачечного комитета встретились на несколько минут в инстру­ менталке. Терёшин по очереди обнимал Лавутина, Савву, Порфирия.