Сибирские огни, 1954, № 5
от выпитой водки. А плечи, руки, как у борца. Впрочем, скорее, как у под ручного из мясной лавки. Такие руки, играючи, с одного взмаха пересека ют топором самые крупные кости. Не диво, что этакого мужчину не уда лось стряхнуть с себя, да ещё с больной рукой. Козинцов, обрывая свой разговор, и скорее лёгким движением губ,, нежели словами, спросил шпика: «Этот?» И шпик, масляно улыбнувшись,, мигнул полковнику толстым красным веком: «Этот». Козинцов сел в крес ле прямее, поманил Лебедева рукой: — Прошу поближе. И на лице его — остром и сухом, с глубоко посаженными светлокари ми глазами и высоким, гладким, без единой морщинки, лбом — постепен но, как на фотографической пластинке, проявилось выражение приветли вости и радушия. Он подкрутил правой рукой левый ус, реденький, чуть рыжеватый, наклонился, потрогал разложенные на столе рядышком бу мажник, часы, перочинный нож, пистолет и прокламацию. — Садитесь, пожалуйста. Это всё ваши вещи? Лебедев промолчал. — Всё это изъято у вас с соблюдением надлежащей формы,— разъяс нил Козинцов.— Соблаговолите поставить вот здесь свою подпись. Ваш отказ, вы понимаете сами, практического значения иметь не будет. И пододвинул к нему заранее заготовленный протокол. — Вы видите,— Лебедев показал свою руку,— мне прежде всего не обходима перевязка. И, кроме того, я голоден. Это длится уже два дня. Пока меня как следует не накормят и не сделают перевязки, я ни на какие вопросы отвечать не буду. Козинцов тихо вздохнул. — Ах, эта бесчувственность! — он сострадательно сдвинул брови.— Забыть на столь долгое время. Прошу верить, что я лично к этому не при частен, мне доложили только час тому назад. Вы правы, тысячу раз пра вы, я не имею оснований утруждать вас разговорами. Я прикажу, вас от ведут обратно. Впрочем,-— сказал он с надеждой.— если бы вы согласи лись подписать протокол, вас можно было бы перевести в лучшее, в при способленное помещение. Как подследственного. А так—вы останетесь по ка «задержанным». У нас же для задержанных рацион отвратительный и все комнаты, извините, вроде вашей. На содержание нам ассигнуются самые скудные средства. — Крысы меня не беспокоили,— проговорил Лебедев. Козинцов опять вздохнул. — Вышучиваете? Что же, действительно, крыс только у нас и не хва тает. Слов нет, очень скверное помещение. Чем вас кормили? Чёрным хлебом? Конечно. Кухни у нас здесь нет. А может быть, вы всё-таки со гласитесь? Ведь это — три минуты. И вас можно будет уже перевести в тюрьму. Там регулярное питание, врач... Лебедев усмехнулся: заманчивую сделку предлагает этот жандарм. Но в самом деле, что же лучше: оставаться здесь, в подвале, или перехо дить в тюрьму? Третье исключено — на волю не выпустят. — Суть дела вся в том,— продолжал полковник, прижимая указа тельным пальцем бумажник Лебедева, лежащий на столе,— суть в том, что, согласно вашим документам, вы Плотников. Василий Иванович Плот ников. —Я Плотников не только по паспорту,— сказал Лебедев.— Это и есть моя подлинная фамилия. — А другая? — Другой не имею. — Не-ет,— нараспев и как-то даже умоляюще протянул Козинцов,—
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2