Сибирские огни, 1954, № 5

том с Саввой Трубачёвым придумали и бомбу. Начинили, проверили, бро­ сили, взорвалась отлично. — Алёша, я очень рад за тебя. Понимаю: после облаков тебе, мо­ жет быть, и трудно ходить по земле, но... — Нет, мне уже не трудно, Миша. Мне стало даже очень легко, по­ тому что я хотя ходил и по земле, но окрылённый. Понимаешь, окрылён­ ный радостью найденного мною пути. Ведь он был всегда близ меня, на него мне показывали ■— и ты показывал! — а я его всё же не видел. Словно копились, копились в небе частицы пара и вдруг упали на землю дождём. — Они упали вдруг, но по совершенно определённым законам приро­ ды. И я, собственно, не понимаю, Алёша, что же тогда тебя так тревожит? Ты говорил о второй простой истине. Что же это тогда за истина, если она исключила первую? — Нет, первую истину она не исключила. Каждая из них сама по себе... Вдали, где-то за березником, плавающим на волнах тумана, прогудел паровоз, и через некоторое время железным лязгом отозвался мост над рекой. — Это не пассажирский? — спросил Лебедев. Алексей Антонович расстегнул пуговицу пиджака, засунул пальцы в. карман жилета. — Часы я отдал Анюте, а новые всё ещё не приобрёл себе,— скорого­ воркой, будто оправдываясь, сказал он.— У тебя есть? — Да,— Лебедев вынул часы и близко поднёс их к глазам. —:Десять минут второго. — Это не пассажирский,— сказал Алексей Антонович.— Тот должен пройти здесь около трёх часов. Мы вполне успеем. До разъезда теперь >же недалёко. — Ты мне должен всё рассказать, Алёша. — Я не могу теперь не рассказать. Когда человеку больно и он кри­ чит— ему становится легче. Это тоже закон природы: кричать от боли. Вторая истина, Миша, которая только сегодня, и тоже вдруг, открылась мне,— Анюта меня больше не любит... — Что? — Лебедев резко повернулся к нему, схватил за руки. Они были влажны и словно одеревянели от холода. Лебедев заглянул Мир- вольскому в лицо, посеревшее, с устало опущенными углами губ.— Что ты сказал, Алексей? Не смей! Ты это выдумал сам! — Нет, Миша, не выдумал. Сегодня я понял, что Анюта не любит меня. Не может любить. Не должна. И это настолько очевидно, что я сам удивляюсь, почему я так долго шёл к этой истине. Я смотрел на нашу лю­ бовь только своими глазами. А Анюта давно уже боролась с собой, она уже давно принуждала себя любить доктора Мирвольского. Да, доктора' Мирвольского, потому что доктор Мирвольский... Алексей Антонович... всюду и все эти годы подменял ей собою Алёшу. Анюта же настолько чест­ на, что не может оборвать даже паутинку — не больше как паутинку, ко­ торая её связывает с тем Алёшей. Михаил! Обязан теперь я сам оборвать, эту паутинку? Лебедев помолчал. Потом осторожно коснулся его плеча и тихо спросил: — Ты совершенно убеждён, что она тебя не любит? — А ты, Миша,— медленно проговорил Алексей Антонович,—...ты с нею больше, чем я... ты сам разве не убеждён в этом? — Он подождал.— Кажется, это впервые, когда ты не знаешь, что мне ответить. И он пошёл торопливо, входя по плечи во всё плотнее стелющийся: над землёй туман.