Сибирские огни, 1954, № 5

неслись между камней, и от их бесконечного однообразного мелькания у Алексея Антоновича кружилась голова. Но вот утёс отодвинулся влево, река отогнулась вправо, а прямо впе­ реди открылся низкий луг, весь в серебре тумана. Обрушивая комья сухой, пылящей глины, Лебедев с Мирвольским выбрались на подмытый берег. Перед ними раскинулось словно бы снеж­ ное поле, на котором только местами чернели проталины. — Брр! Холодище какой,— сказал Лебедев, зябко поёживаясь,— прямо зимой пахнет. Гляди, сугробы снега лежат,— он сделал несколько шагов, и ноги его ниже колен исчезли в плотном тумане. — Видишь ли, Миша, тут вдоль всей Мольты залегло болото,— объяснил Алексей Антонович,— это оно рождает туман. А током холодно­ го воздуха туман тянет к реке. — Любопытно. Но, я думаю, с дороги он нас не собьёт? — Нет. В крайнем случае, будем придерживаться берега. Разъезд не­ далеко от моста через Уду. Они брели по синевато-серой пелене тумана. — Значит, ты научился делать бомбы, Алёша? — вдруг спросил Ле­ бедев, не замечая подавленного настроения Мирвольского.— Кажется, ты так мне сказал? — Что? Да, начинку для бомб,— не сразу ответил ему Алексей Анто­ нович.— Бомбы делает Савва Трубачёв. Но это всё равно, потому что я тоже знаю, как делается остальное. — Алёша, не сочти мой вопрос издевательским, но когда и в кого ты собираешься бросать свои бомбы? — Вероятно, я их вовсе не буду бросать, у меня слабо развита муску­ латура рук. И потом... видеть самый момент взрыва мне будет очень тя­ жело. Как ими распорядятся дружинники, я точно не знаю. Думаю, они их пустят в ход тогда, когда вообще понадобится пустить в ход оружие. — Та-ак... Это хорошо. Значит, ты окончательно расстался с мыслью об индивидуальном терроре? — Миша, не будем возвращаться к старому. Это были мои тяжёлые ошибки, я их понял. Лебедев повернул к нему голову. — Алёша, а говоришь ты всё это так, будто сам не веришь своим сло­ вам. Или — устал. Слова твои правильные, а силы в них нет. — Если выбирать обязательно только из двух твоих предположений, Миша, так я, скорее, действительно, устал. Потому что в слова свои я ве­ рю. Я всегда верил в то, что думал, и в то, что говорил. Может быть, невер­ но думал — это другое дело. Но фальшивить перед своей совестью я не могу. — Ага! Значит, у тебя что-то третье? — Когда мы встретились возле Уватчика, я был готов болтать, нет, не болтать — говорить с тобой без конца. Я отложил это, пока мы останем­ ся вдвоём, чтобы сердечнее был наш разговор. Но... вокруг нас холодный туман, и ты, Миша, мне сегодня кажешься тоже холодным. — Холодным? — Да. Не знаю, почему это так, но мне сегодня трудно с тобой раз­ говаривать. Они отошли от Мольты уже далеко, настолько, что нерезкие очерта­ ния её гребня потерялись во мгле. Казалось, что там встала какая-то глу­ хая, чёрная стена, и из-под неё ползёт и ползёт бесконечно туман. Он те­ перь не лежал гладко и ровно, а, острыми клочьями отрываясь от земли и переваливаясь, медленно двигался почти в том же направлении, куда шли и Мирвольский с Лебедевым. Едва заметные вдали, небольшие бе­ рёзовые перелески словно поднялись и поплыли, покачиваясь на волнах.