Сибирские огни, 1954, № 5
— И что каждый, кто был на массовке сегодня,— матрос с этого бро неносца,— добавил возбуждённо Савва. — Нечаев ваш тоже хорошо сказал: «Вот флаг нашего броненос ца!» — и указал рукой на скалу, где написано слово «свобода»,— вмешал ся Лебедев.— Этот флаг, говорит, никто не заставит спустить с мачты на шего корабля, пока он не бросит якорь в гавани Республики. А, кстати, это действительно здорово, что кто-то... какой-то смельчак... ухитрился написать там это великое слово. У ключа Лебедев попрощался с провожатыми. Он махал, рукой Лаву- тину и Савве, пока те не скрылись в темнеющем сосняке. Потом припал к роднику и пил жадно и много. Вымыл руки, лицо, намочил свои длинные волосы и, отбрасывая их назад, проговорил: — Ой, как славно, Егор Иванович! Пошли, Алёша. Мы успеем к поезду? — Успеем. Только бы засветло пробраться под Мольтой. Придётся прыгать по камням. — А! Это интересно. Некоторое время они шли молча. Лебедев перебирал в памяти вы ступления на массовке, думал с удовлетворением, что теперь говорят гнев но, горячо и зажигательно не только приезжие агитаторы, но, главным об разом, сами рабочие. Им хочется не только слушать, им хочется действо вать. Они не просят, а требуют. Они угрожают самодержавию. Так, придерживаясь лесной опушки, они обогнули Мольтенский луг и стали спускаться к Уде. Краски заката тускнели и отцветали, но в лет них прозрачных сумерках камни в реке были хорошо различимы. Они тя нулись длинной прерывистой грядой, местами через них перехлёстывались волны прибоя. Леденящим холодом веяло от скалистого берега. — Великолепно, Алёша! Великолепно! — крикнул Лебедев, первым начиная прыжки по камням.— Это мне нравится больше всего. Раз-два! Раз-два! Проявить свою ловкость... — А я однажды попал здесь в сложное положение,— Алексей Анто нович тоже не отставал от Лебедева.—Накатилась большая вода и отреза ла мне обратный путь. Я был с Анютой, и она осталась одна, там, за Моль- тенской горой. Представляешь, ночью, в грозу... — Она не из пугливых,— заметил Лебедев, останавливаясь и выби рая направление, куда лучше прыгнуть.— Но в грозу, ночью, да ещё в та ких дебрях, конечно, всё же страшно. — Миша,— вдруг зазвеневшим голосом проговорил Алексей Антоно вич,— ты очень коротко ответил там, возле Уватчика, на мой вопрос об Анюте. — Ты сам попросил рассказать о ней позже. — Это правда, что она здорова? — Да. Ты можешь быть совершенно спокойным. Лица Лебедева Мирвольскому не было видно, но сами слова показа лись ему сухими, безжизненными, и Алексей Антонович взволнованно спросил: — Но почему она не написала мне ни одного письма? — Она на такой работе, когда по правилам конспирации писать не имеет права. — Понимаю... И они снова запрыгали по камням. Разговаривать им стало трудно. Они приблизились к повороту реки, и здесь сильнее всего бурлила и клокотала в камнях шивера, гася в сво ём шуме все посторонние звуки. Цепочка мокрых, скользких валунов те перь тянулась близ самого утёса, и, прыгнув неосторожно, можно было поранить о скалу плечо или свалиться в воду. Хлопья пены стремительно
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2