Сибирские огни, 1954, № 4

мысли и прошёлся взад и вперёд, даже не припадая на ушибленную ногу. — Всё зажило, никакой боли — честное слово! Курите! — Спасибо! — сдерживая улыбку, поблагодарил Сергей, но папиросу не взял. Сборщики собрались в кружок. Павел Жемчужин развернул «Боевой листок» площадки шагающего экскаватора, ярко раскрашенный цветны­ ми карандашами. — Поглядим, как у соседей. — Ну-ка, монтажный парторг, что там? — протиснулся к нему Тимо­ фей Наумович. Жемчужин прочитал вслух заметки, показал сборщикам ядовитые карикатуры. — Вперёд нас не вырвались, но и не отстают, — наконец, заговорил он. — Так что, товарищи, придётся держать себя начеку. Думаю, это понятно. Теперь... — Он свернул в трубочку «Боевой листок». — Теперь о международном и внутреннем. Вкратце. — И, тронув свои пшеничные усы заскорузлыми пальцами, достал из кармана пачку газет. А Сергей тем временем направился к экскаватору Петра Швырёва. Пётр сидел в кресле машиниста и тоже читал газету. Его прямые жёсткие волосы свалились на левую бровь. Под загоревшею кожей щеки пошевеливался желвак. — Что там? — войдя в кабину, спросил Сергей. Он облокотился на спинку кресла и заглянул в газету. — Чумных блох, сволочи, разбрасывают в Корее, — не сразу отве­ тил Пётр. Сергей и сам успел прочитать крупно набранный заголовок над тремя столбцами газеты. Какая мерзость! И почувствовал, как заныли дёсны,, потому что крепко-накрепко сжались зубы. Так же сжимались они в вой­ ну, когда видел пепелища городов и кровь замученных людей. Но тогда можно было встать и крикнуть: «За мной!» А теперь? Он подумал об этом и мысленно упрекнул себя в наивности. Потому что он знал, что можно сделать теперь. Об этом хорошо говорилось на не­ давнем митинге. Это известно каждому сборщику, всем, кто живёт на мирной советской земле. Понято и превращается в силу противодействия злу. ...Когда он вернулся, Павел Жемчужин закончил политинформацию, речь держал Тимофей Наумович. Сидя на траве, окружённый народом, старик рассказывал, вскидывая согнутые в локтях руки: — Штейгер-то был сухой, длинный. Как глиста. И жена такая же была у него сухопарая. Только юбками и прикрывала худобу, — оно ведь скрадывает. Обрядится, бывало, во всё белое, шёлковое, напялит красную шляпу, широкополую, с кисеёй, — форменный мухомор. Режь такой мухо­ мор на части, заливай водой из реки Донца, всю саранчу, сколько есть в южной степи, потравить можно. А уж сам-то... — Тимофей Наумович опустил руки, — штейгер-то, господин Шпурре, мы его по-христиански кликали — «Шкура», этот морил и травил народ, нашего брата шахтёра. Наползаешься по каменным норам, в потёмках, на четвереньках, с сан­ ками, придёшь за получкой, а там половина отсчитана — штраф по ука­ занию штейгера. К нему! А у шахтёра душа в теле, рубаху воши съели. Посмотрит на тебя господин штейгер, поморщит синий нос: пахнёт по­ том, • не нравится. Да как гаркнет: «Цюрик!». Тут ты и немецкому языку обучишься... Игорь Орликов, сидевший напротив старика, вдруг чихнул. Значит, правильно говорю!— громко сказал Тимофей Наумо­ вич. — Салфет вашей милости!