Сибирские огни, 1954, № 4

— Придётся опять наведаться. Горбушин тяжело двигался вовле костра и кряхтел, сопел, будто ра­ неный буйвол. Когда устроился ближе к огню, с заметным сожалением спросил: — За аварию будет что, нет ли, Машке?.. — Какой Машке? За какую аварию? — испуганно переспросил Ти­ мофей Наумович. — А ты не знаешь, что ли? Деваха, что у тебя живёт, порожня­ ковый состав разбила. Из одного думпкара так смятка и получилась. Тимофей Наумович привстал на локтях и сел. Авария... Если бы не, эта беда, он отчитал бы Горбушина ещё за «деваху» и за «Машку». К а ­ кая она деваха, что за Машка? Самую справедливую девушку —- бранчли­ выми именами? Потом, разве она квартирантка? «У тебя живёт». Она как дочь, — не каждый это поймёт! И уж никак не вязалось с именем Марии, в понятии Тимофея Наумовича, это слово «авария». — Говорят, из-за личного, — продолжал Горбушин. — Не знаю, как там и что. — Тимофею Наумовичу казалось, что Горбушин не говорит, а каркает. — Слышно, Никитенко её обидел, а потом Ермаков Серёжка добавил. Любовь ли, дружбу ли не поделили они — кто их знает. Была глубокая ночь, всё залепившая тьмой, а Тимофей Наумович даже не ложился спать, бродил по острову, думал о Марии. Такая умная девушка и сплоховала, поймала ворону. Не-ет, происшествие неспроста! Он был уверен, что виноват кто-то и другой ещё, подставивший ножку, может, Никитенко, а может... и Сергеев грех. Над островом стлался дым. В тальниках бурлила вода. Старик спу­ стился к самому берегу. От реки веяло холодом. Зябко мигали на густо­ синей воде красные и белые бакены. Вдали переливались электрические огни города. Под каждым огоньком люди, где-то там же Мария, может,, не спит, мучится угрызением совести... В реке плеснулась рыбина. Плеск насторожил Тимофея Наумовича, заставил оглядеться вокруг. Тёмная ночь, притихший остров, вода... А как же он очутился на этом острове, с прощалыгой Горбушиным, вдали от своих, ото всех? На острове?.. На отшибе у жизни... Старика охватил страх. И, желая освободиться от этого несвойственного ему от рождения чувства, он двинул плечами, отчего затрещали нитки в швах пиджака... Ну, нет, он ещё повоюет и за себя и других! Уверенность в том, что он ещё повоюет, придала ему силу и смелость. Тимофей Наумович вернулся к костру и сел. Поодаль лежал, растянув-, шись, Горбушин. Он давно спал, нахрапывая, будто рвал холстину. Ста­ рик посмотрел на него, спящего, и сплюнул. Уже за то, что Горбушин на­ каркал ему о Марии, Тимофей Наумович ненавидел его. Он терпеливо перекоротал ночь, а когда забрезжил рассвет, подо-, шёл к Горбушину и тронул его за плечо. — Человек, а человек! Хозяин! — А? — просыпаясь, пугливо отозвался Горбушин. — Мне пора домой. Горбушин встал, продирая глаза. — Ты что, Наумович? Ещё и не порыбачили. — Едем! — приказал старик. — А то я угоню лодку. : — Лодку? — Угоню, потом брошу — унесёт... в окиян. Тимофей Наумович направился к берегу. Поплёлся следом и Гор­ бушин. ' Когда переплыли реку, старик с расторопностью молодого выскочил из лодки, быстро пошёл вдоль берега. Отойдя с полкилометра, оглянулся.