Сибирские огни, 1954, № 4

Тимофей Наумович поглядел на его мокрые дрыгающие усы, на при­ липшие ко лбу волосы и подумал: «Откуда он взялся с такими рассужде­ ниями? В каком веке живёт?» А тот, между тем, продолжал: — И горб, как на шахте, не надо ломать. Как там работали, сам зна­ ешь: рубаху скинешь, а она стойком стоит, так просолеет от пота. Крепёж- ник ворочаешь — аж у тебя кости хрустят. А здесь? Один воздух чего сто­ ит. Ну, и регламента никакого, хочу сплю, никто слова не скажет, хочу... ы-ык!.. роблю... Д а ты что, брат Наумович, молчишь, будто воды в рот набрал? — О чём с тобой говорить? — не сразу ответил старик. Он был трезв. Сначала слегка опьянел, а послушал, как рассуждает этот человек, весь хмель выбило из головы. — Слушать тебя тошно. Горбушин недоуменно открыл рот и, как рыба, которую вынули из во­ ды, начал глотать воздух. — А? Что? — Чего же хорошего в твоей жизни? — Ну, сам сыт, семья сыта, — растерянно пробормотал Гор­ бушин. — Сыты! Только и всего счастья, что брюхо набито? Есть чему поза­ видовать! Тимофей Наумович отставил от себя котелок с ухой и прилёг на бок. Стал разгребать бесцельно головёшки и угли в костре. Какой может быть разговор с человеком не мира сего!.. И такая его опять охватила тоска, что встал бы, казалось, и бросился вплавь через реку, ушёл прочь из тем­ ноты царства Горбушина. И прельстил же, плут, рыбной ловлей! Без него мог бы порыбачить. Чужой ухи захотелось попробовать, вольным возду­ хом на реке подышать! Будто дома нельзя наварить ухи, будто на разре­ зе не вольный воздух! Старик долго лежал, рассуждая сам с собой, пока не онемела под­ вёрнутая под бок рука. Когда высвободил её, ощутил под плечом какой- то корень... Ворочаясь, увидел Горбушина. Тот сидел возле костра и ле­ ниво подбрасывал в огонь сухие ветки. — Да-а, — тяжело вздохнул Горбушин. — Ты меня, Наумович, как холодной водой облил. — Неправду сказал? — насторожился Тимофей Наумович. — Ложь? — Ложь, как её ни положь, она одним концом в бок, другим в сторо­ ну. А это... этим ты меня по обоим бокам угораздил... И сам... — Горбушин неожиданно примолк. Трудно было ему признаться в том, что он делал и думал. Думал одно, а делал другое, даже говорил другое. Расхвастал­ ся молоком и мясом, а не опротивело ли то и другое самому? Ведь думал же, думал, что в инвалиды себя до срока зачислил, от народа, как овца от стада, отбился, стороной от жизни пошёл. — И сам думал, — договорил он, — что не совсем ладно живу. — Прекращать надо такую жизнь!— решительно сказал Тимофей Наумович. — Сколько тебе от роду? Не исполнилось пятьдесят? Инвалид­ ность твоя не в счёт... На разрез или на шахту надо. Одним базаром жи­ вёшь... Да разве это по-партийному... — старик махнул ладонью перед лицом, как бы зачёркивая неуместно вставленное слово, — разве по-со­ ветски, по-людски?.. Чего не идёшь, не поступишь? — Хо-одил, — растянул Горбушин. — Вчера и сегодня был на разре­ зе. «У нас, — говорят, — крепить нечего, машины со всем управляются». А я для машин устарел, да и боязно их... -— Чего бояться-то? Нечего! А насчёт работы... работы и при машинах хватит. Вон какие экскаваторы собираем, а разве они без человека что- нибудь значат? Поупрямится руководство, да примет, как-никак из шах­ тёров.