Сибирские огни, 1954, № 4

Семья всегда голодна, Зерну ■— дорога одна, Взращённое их трудом, Шло в помещичий дом. С детства в груди Сян-сян Ненависть к богачам. Ван Гуй, как последний скот, Спину на Цуя гнёт. Точно цветы граната, алело лицо её: «Кто ж е захочет грязное взять серебро твоё!» «Голову потеряла, меня оекроблять нельзя! Это тебе зачтётся, маленькая Сян-сян!» Голову опустила, съёжилась и пошла. Ч А С Т Ь 1 . Р ев олю ц и я В Саньбяне деревьев нет, Много в Саньбяне бед. Туч не видать над землёй — Жжёт нестерпимый зной... Где ж е найти спасенье? Засуха, недород... В Шэньси компартия встала и повела народ. Полнеба в цвете знамён, Алым стал небосклон, И сразу же встал бедняк Под кровью окрашенный флаг. Словно грохочет гром На тысячи ли кругом, Словно на тысячи ли Молнии мрак рассекли — Красный окрасил цвет Все уголки земли. Мысли крестьян одни: с Революцию ждут они. Оружие в тайных местах Пряталось а эти дни. Девушки шли в отряд, Косы срезали они. Лагерь в горах разбит, В лагере каждый сыт. Всем поделились бойцы, Юные храбрецы ’ Девятнадцати лет, — Старше в отряде нет. Ван Гуй от них не отстал: Красногвардейцем стал. Река в глубине темна, — Тайна пока нужна. До вечера он — пастух, А ночью он — на посту, Ночью он шёл в отряд, Под утро спешил назад. Пускай далеко итти, Но лучшего нет пути! Работа его тяжела, А ночью — снова дела. Тело ноет всегда, Но воля его тверда. В сердце Ван Гуя злость, Сердце к борьбе рвалось. Но Цую этого мало: ревность и злоба жгла: «Оборвётся в колодце верёвка — ведро упадёт на дно. Помни: в моих объятьях быть тебе суждено. Будешь давиться жмыхами лишь по своей вине: Любовь отдала Ван Гую, а презрение мне! Молод Ван Гуй, да беден. Что с голоштанного брать? Стар Цуй Эр-е, да мно-о-го у Цуй Эр-е серебра. Через медное сито просеивается мука, Судьба твоего Ван Гуя У Цуй Эр-е в руках!» В Т О Р А Я Из пальцев, из всех пяти Одинаковых не найти. И не найдёте нигде Одинаковых двух сердец. Ненависть у людей подобна горе большой, Ненависть у Ван Гуя до неба высотой: Отца не забыть судьбы, Отца Цуй Эр-е убил, А ныне, от страсти пьян, Он хочет украсть Сян-сян! ■Работал Ван Гуй, как вол. Да только он нищ и гол. Любой помещик — злодей, Но нет Цуй Эр-е подлей. Желали все одного: Шкуру спустить с него! И даже в деревне псы Лаяли на него! Бобы не готовы, но голод больше не в силах ждать. И в декабре решили бой генеральный дать. Цуя схватить сперва, А утром войти в Сыянвань. Встретимся, Цуй, с тобой! Двадцать третьего — бой. 2 . Р а з в е с о л н ц е м ож ет взойти на З ап а д е? Охотник травит лисицу, а заяц стремглав бежит. О революции вести Цуй услыхал, дрожит. Не спит он ни днём, ни ночью: страхи его велики. Не преградить стеною воды Жёлтой реки! Выспрашивал Цуй открыто, подслушивал стороной: Кто ж е у них В деревне с коммунистами заодно? Ван Гуй! — докатился слух...