Сибирские огни, 1954, № 4

представление о языке чеховских фельег тонов. Точность, смелость и свежесть сравнений. Лёгкость и плавность фразы. Сжатость, плотность — каждое слово на учёте! Строй речи — разговорный. Чехов был изобретательным фельето­ нистом, с арсеналом разнообразных приёмов. Тот или иной приём Чехов «пу­ скал в ход» в зависимости от темы, стре­ мясь выразить её наиболее полно и до­ ходчиво. «Бишоп и у нас узнавал мысли» — это целеустремлённое начало, непосред­ ственно вводящее в самую суть фельето­ на. Расчёт Чехова вполне верен; ника­ ких предисловий в данном случае не нужно. Автор должен был не подвести читателя к факту, а, наоборот, взяв факт за исходный пункт, рассказать о том, что случилось, когда Бишоп стал «уз­ навать мысли» людей, придавленных свинцовой тяжестью самодержавной ре­ акции. Выбор того или иного начала у Чехова не только подчинён теме, но 1 и находится в тесной связи со всей конструкцией фельетона. *Один из его публицистиче­ ских фельетонов начинается вступлением, которое мало чем отличается от статьи: «...Процент смертности у нас превы­ шает сорок на тысячу. Парижане и лон­ донцы, у которых этот процент не превы­ шает двадцати, могут подумать, что у нас целый год свирепствует холера или чума...» Назначение этого вступления именно в том, чтобы у читателя в памяти оста­ лись две цифры: «у нас» — сорок на ты­ сячу, «у них» — двадцать. Длинные рас­ суждения здесь неуместны— они только утомят и помешают воспринять главное. А центральную часть фельетона Чехов,1 по контрасту с началом, строит, как живую, сочную сценку с небольшим сюжетом и воображаемым героем: «Виноват более всего наш оригиналь­ ный способ перевозки больных... Городовому вручается больной с кни­ гою и словом «вези»! Благодетель берёт под ручку страждующего и, выйдя с ним на улицу, пускает в дело свой ястреби­ ный взгляд: нужен даровой извозчик. Из­ возчики, завидя городового, бьют по ло­ шадям и исчезают как домовые при пе­ тушьем пении. Начинается ловля, забав­ ная для наблюдателей, но противная для больного. Наконец, какой-нибудь зава­ лящий, зазевавшийся извозчик чув­ ствует на своём шивороте холодное при­ косновение властной руки и слышит повелительное, безапелляционное «пожа­ луйте, который...» Едут. Извозчик обязан везти только до следующего извоз­ чика, и бедный больной всю дорогу изо­ бражает из себя кладь, на которой не на­ писано «осторожно» и извозчичью чуму, от которой во все лопатки удирают извоз­ чики. С этой кладью не церемонятся. Её перетаскивают с извозчика на извозчика, везут то подкрадывающимся шагом, то ловящей, нападающей опрометью...». Основная цель, которую преследовал автор в приведённом отрывке,— показать унизительное, оскорбительное положение, в каком находится больной. Эта цель Чеховым достигнута. Очень характерно для Чехова-фельетониста, что он нигде не описывает переживаний больного, не старается разжалобить читателя. Он дей­ ствует другими приёмами. «Городовому вручается больной с книгой и словом «вези»! — пишет Чехов, и здесь уже скрыт намёк, что с больным обращаются как с неодушевлённым предметом. Далее подробно и картинно изображается про­ водимая городовым «охота на извозчи­ ка». У читателя несомненно возникала мысль: «А что, если завтра мне придёт­ ся быть в положении этого больного?» Она могла заставить читателя содрог­ нуться. Затем Чехов уже прямо называ­ ет больного —■«кладью». Но здесь появ­ ляется новый нюанс: на этой клади да­ же не написано «осторожно». Дальше в фельетоне «больной» не фигу­ рирует, вместо него Чехов подставляет слово «кладь». Этот фельетон, между прочим, раскры­ вает один из секретов насыщенности, сжатости чеховского стиля. Ни малей­ ших признаков «словотолчения» в нём нет. Каждаяфраза ведёт читателя вперёд, сообщает неизвестные ему ранее подроб­ ности, рассказывает о новом этапе в «пу­ тешествии» несчастного больного. Довольно широко пользовался Чехов комической игрой слов. Иногда на калам­ буре он строил весь фельетон. Однажды некий Головин известил москвичей, что прессованное сено про­ даётся «во всех складах и во всех ки­ осках, где продаются газеты и журналы и другие произведения печати». В фелье­ тоне Чехов не выразил ни удивления, ни возмущения по этому поводу. Он приме?- нил другой, боле© действенный способ. Сначала он информирует читателя, что «пресса и прессованное сено подали друг другу руки». Затем, основы­ ваясь на этом, «сходстве», с невинным видом «уверяет» читателя, что поступок Головина вполне логичен: «Всё.^ подле­ жащее сжатию и прессовке (читай: «цен­ зурной урезке»! П. и Р.), снесено в одно место». Так бесхитростный каламбур помог Чехову сделать обобщающий политический вывод. Для того, чтобы продемонстрировать разнообразие фельетонных приёмов Че­ хова, приведём его фельетон под загла­ вием «Собачий приют». Изменив обыч­ ной своей манере, Чехов отказался от «беллетризации» материала. Холодный арифметический расчёт — вот средство, которое в данном случае воздействует куда сильнее, чем описание и сравнения. Начинает Чехов безапелляционной и ошарашивающей фразой: «Многие люди должны пожалеть, что они не собаки». Весь фельетон развёртывается как обос­ нование этого утверждения. «Собачийприют», оказывается, «устроен