Сибирские огни, 1954, № 4
из старинного города Колывани — в Дубровино и дальше — к Томску. Сейчас вода всё скрыла, только высокие тополи да вётлы качают своими ещё тёмными вершинами над этим страшным разливом. Вода подступила к самой деревне и мутной волной бьёт в высокий берег. Дул юго-западный ветер («Попутный», — подумал Антон Павло вич). Вдали играли белые «барашки», и казалось, они торопились скорее соединиться со своей матерью Обью; погуляли на просторе, и хватит... У самого берега накатаны брёвна, должно быть, их приготовили к сплаву. Антон Павлович садится на крайнее бревно и смотрит в сторону Дубровино. Нет, лодки не видно... Завтра ему придётся плыть по этим крутым волнам, и неприятное чувство, похожее на страх, на время овла девает им — он ещё никогда не переплывал на лодке большое расстоя ние, если не считать переправы через Иртыш. Стая за стаей летят утки, кричат где-то в поднебесье кроншнепы, а на скворешнях у каждой избы допевают вечерние песни скворцы. Антон Павлович достаёт записную книжку и на память записывает: «В Сибири никаких охотничьих законов не знают. Стреляют круг лый год. В каждой избе дичина. Но истребить дичь едва ли возможно. Ружья негодные, и из ста охотников может только один стреляет в лёт»... Возле Антона Павловича останавливается маленький со сплющен ным морщинистым лицом старичок в облезлом полушубке и в лохматой шапке из овчины, похожей на вывернутый рукав шубы. —- Здравствуйте-ка... — приветствует он сипловатым голосом. Антон Павлович поворачивается: — Здравствуйте... У старика немудрящая пегая бородёнка, прокуренные жёлтые усы, и трудно определить — сколько ему лет: может 50, может 60. Он присаживается рядом, достаёт коротенькую испрожжённую тру бочку, набивает её зелёным листовым табаком и высекает кресалом огонь. Синеватый дым настолько вонюч, что даже сам курильщик закашлялся. — Крепковата травка сатаны, — говорит он, и бородёнка оживает от улыбки. — Зачем же курите такой крепкий? — спрашивает Антон Павлович. — А мох жечь — какой толк? Антон Павлович спросил: как жизнь и давно ли он в Сибири? Старик охотно отозвался: — А что — жизнь? Живём не плачем, хлеб в соль мачем, водой з а пиваем — и сыты... А приехал давно; состарился тут... Попервости не глянулась здешняя жизнь, назад хотел вернуться, потом подумал — меня там никто не ждёт и землицы не припас... —- Насчёт земли у вас в Сибири раздолье, — сказал Антон Павлович. — Земли-то много, да приступиться к ней не с чем. На одном коне не много наковыряешь... Пока мужик в силу не вошёл — одинаково пло хо, хоть в России, хоть в Сибири... А силу-то ему не с чего взять... От правительства помощи никакой, а подать каждый год давай. Послед нюю скотинку со двора сводят... — Однако есть же у вас и богатые мужики... — Я к богатым не примеряюсь... У богачей руки длинные, а у нас короткие... Возле брёвен появляется второй житель Красного Яра: высокий тон кий человек с бледным узким лицом, заросшим небольшой чёрной бород кой, за которой он, видно, не следит. Одет он в рыжий поношенный бобри ковый пиджак до колен, на ногах ботинки с глубокими калошами. — Добрый вечер, — говорит он хриповатым голосом. — Любуетесь нашим разливом?..
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2