Сибирские огни, 1954, № 4

ливаемый птичник перевели. Возможно, инфекционное заболевание. — Ерунда, — с силой отодвигая стул, Фёдор Трифонович вскочил из-за стола и нервно зашагал по комнате. — Это они ещё из инкубатора зара­ жённые были. В яйцах ещё. Исключи­ тельно в яйцах. И ты мне сказки не рас­ сказывай, Зинаида Игнатьевна. — Это не сказки,— мягко возразила Бояркина,— хоть кого из специалистов спросите. — И спрашивать нечего. Так всё ясно. — Не всё... — снова возразила Бояр ­ кина. Ночью Фёдор Трифонович спал плохо. Снились курицы: белыми сугробами ва­ лялись они по земле, а по ним вышаги­ вал своими длинными ногами Семён Анистифорович. Утром Сараев убрал с птицефермы Семёна Анистифоровича, послал туда двух девушек-комсомолок. В полдень в правление зашёл Филипп Кондратьевич Комогорцев. Уже больше года по старости лет он находился на полном обеспечении колхоза и не рабо­ тал. Вытирая вечным своим шарфом иней с реденькой бороды и усов, Филипп Кондратьевич по своему обыкновению наскочил на председателя петушком: — Что же с курями-то, Федя? С куря- ми ты, Федя, промашку дал. Перемрут теперь все они. — И ты туда же, — рассердился Са­ раев. — Промашка! Промашка! А то ты в толк не можешь взять, что курицы от яиц больных на инкубаторе выведены были. Так уверял Сараев всех и прежде все­ го себя. Но легче от этого не станови­ лось. А тут ещё дед Комогорцев пристал, как банный лист, смотрит жалостливо, как на больного, а говорит так, что от обиды у Сараева становится темно в гла­ зах. — Плохо тебе, Федя? Упрямый ты, а упрямым завсегда плохо... Заладил, как дитя малое, неразумное: яйца тебе вино­ ваты... — Эх-ха-а! — вздыхает Филипп Конд­ ратьевич. — Упрямый! Мягче бы тебе стать надо, а ты другой раз заломишься, встанешь на дыбки и не сдвинешь тебя.* А ведь дело-то у тебя не семейное, не одна Арина, баба твоя, страдает, а це­ лый колхоз. Ломай это в себе,— вдруг прикрикнул Комогорцев и сердито задви­ гал своими моржовыми усами,— а сам не будешь ломать, то мы подможем. А тогда-то оно больнее1: с толотыми-то костями и тонкие ненароком могут по­ вредиться. — Экий ты, дед Филипп... зловред­ ный... — неуверенно сказал Сараев и просительно, виновато закончил :— Поехал бы ты на птицеферму, порядок навёл бы там, а? — Ну и то ,— быстро согласился Ко­ могорцев, он уже знал, что Сараев «сло­ мился», и всё же для острастки доба­ вил: — А критики этой от меня на со­ брании жди всё же, без критики, Федя, хоть ты и ладный мужик, а из узды вы­ ходишь. Вредно это с курами для кол­ хоза обернулось. МЕЗКЕН!» Уже много лет у Филиппа Кондратье- вича сердце разделено как бы на две половины. С тех пор, как дочь с зятем покинули колхоз и ушли на рудник Калангуй, про­ шло восемь лет. И всё это время Комо­ горцев разрывается между своим домом в Долгокыче и домом зятя в Калангуе. Зятя, Василия Петровича Медведева, старый колхозник, может быть, любил больше, чем дочь. По душе ему была и степенная, уверенная неторопливость Василия, и его ровный характер , и ред­ кая способность к технике и ремёслам. Филипп Кондратьевич и сам кое-чего умел; ремесло не валилось у него и з рук, но перед зятем чувствовал себя учеником. В Долгокыче о таких умельцах гово-. рят: «У него добрые руки». Не золотые, а именно добрые — живые, умные, при­ носящие людям добро. И откуда берутся такие руки, как они постигают секрет любого мастерства, кто их учит добру, тонкому умельству — вот что остаётся загадкой. Ну, скажем, комбайнером Василий Медведев стал после курсов, было это ровно два десятка лет тому назад. Но больше никаких курсов зять не прохо­ дил, а приобрёл около пятнадцати раз­ личных специальностей, одна с другой не схожих. И владел он этими специаль­ ностями не шаляй-валяй, а так, что мог называться мастером в любом деле. Столяр — не сыщешь второго такого в Долгокыче, механик — известный п а большую округу, оружейный мастер — лучший в районе, кузнец, часовой мастер, шорник, сапожник, плотник, охотник, шофёр, да мало ли ещё... Всем взял зя т ь у Филиппа Кондратьевича, но старик з а последние годы не был им доволен. Отслужил Василий в армии и завер­ нул от колхоза в сторону. Плохую моду тогда завели: как человек встанет на ноги,— его сейчас же и вынесет из де­ ревни: ищи-свищи! А такому Василию Медведеву везде найдётся место, везде будет хорошо. Вот и разрывался Филипп Кондратьевич между Долгокычей, где была вся жизнь, родные люди, кол­ хо з ,— всё прошлое, настоящее, будущее, и Колонгуем, где жили теперь зять, дочь, внучата. Колонгуй отстроился после войны и стал походить на город. Такие дома от­ грохали там, что залюбуешься. И вообще