Сибирские огни, 1954, № 4
ходит, а весной, видите, какая вода — море! — на лодке перевозят, — сказал ямщик и начал поторапливать лошадей. Село Вьюны, как и Колывань, раскинулось на возвышенности, недо сягаемое ни для каких разливов. На самом высоком месте стояла церковь; богатые дома — поближе к ней, а избы бедноты, как цыплята, рассыпа лись вокруг. Дома построены из толстого кондового леса, и у многих наличники над окнами украшены резьбой. На юг от села — широкая низменность, залитая полой водой, с ред кими островами и зарослями кустарника. Над полоями часто тянули та буны уток; иногда они пролетают не высоко над селом, и тогда слышно, как переговариваются, словно советуются — куда лучше лететь? Весна шла на север, и никакие холода не в состоянии были остановить её движение. За околицей села дорога нырнула в бор. Монотонный шёпот древних сосен настраивал на размышления. Здесь за всю дорогу Антон Павлович впервые почувствовал приятный запах смолы. Это пробуждались согре тые солнцем старые сосны. Потом услышал пение веснянок, увидел на по ляне первые подснежники — и захотелось с кем-то крепко поспорить. Со бираясь в дальнюю дорогу, он часто слышал, что в Сибири природа бед ная и беззвучная, цветы не ярки и без запаха, а женщины так же скучны, как сама природа. Всё это было не так, хотя эти чужие мысли он и записал себе на па мять в минуты первых трудностей в пути. Дышится легко-легко и, странно, почему-то хочется, чтобы ямщик не торопил лошадей и не так скоро был Красный Яр... На квартире Антон Павлович остановился у высокого худощавого мужика с длинной русой бородой; звали хозяина Андреем. И в пятистен ном дому и во дворе чувствовалась хозяйская рука, домовитость; везде было подметено, прибрано. У него была небольшая семья, а главное — он имел лодку и обещал переправить в Дубровино. — Утресь парень повёз заседателева писаря, да што-то долго нет, должно, погоды испугался, не едет, — говорил он, встречая гостя. Антону Павловичу отвели горницу — с цветами на окнах, с бумаж ным голубком перед иконами в переднем углу и с горой перин и подушек на деревянной кровати, покрытой пёстрым лоскутным одеялом. Не успел Антон Павлович умыться с дороги, как в двери появилась молодая сноха хозяина с подносом в руках, на котором стояла чашка с чаем и тарелка с какой-то чёрной ягодой. — Чайку откушаете?— робко спросила она и по-заученному объяс нилась: — Извините, сахару мы не имеем, а если желаете — вот распа ренная смородина. Поставив всё на стол, она спросила: — Может, вам к чаю калачей подать? Антон Павлович не отказался. — Я очень люблю ваш сибирский хлеб. Во время чая в горницу вошёл хозяин, но не успел он присесть на широкий диван, исписанный невероятными голубыми и красными цвета ми, как дверь отворилась и на пороге появился низкорослый парень в изодранной сермяге, с лохматой, бог знает когда чёсанной головой; он не переступил порога и, глядя немигающими, удивлёнными глазами на Антона Павловича, промычал, как телёнок: — Бе-ба... Ме-ма-а...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2