Сибирские огни, 1954, № 4

А Шакир крикнул мне: — Якши, Ариша! Молодец, девка! Шифер поднимай, давай. Василий ещё проворней засновал по настилу обрешётки. Схватит шиферный лист, поднимет перед собой и несёт Шакиру с Петровичем. Те кладут их в ряд и забивают гвозди. Рубчатая кромка кровли уже приближается к площадке, где стоит мой «Пионер». Василий уже не бе­ гает по обрешётке, а просто подаёт листы в руки Петровичу. Вот и по­ следний лист, и последний гвоздь, вбитый Шакиром... Он встаёт, поднимает над головой молоток и кричит: — Всё! Слышишь, Ариша? Всё кончал. Василий подходит ко мне. Глаза его светятся радостью. — Выключай, Ариша, мотор, — и будто невзначай касается моей руки. Он хочет ещё что-то сказать, но только улыбается. Домой пришла я поздно, усталая и проголодавшаяся. А на душе весело-весело! Утром было чуть ветрено и прохладно. Я стою у нового здания и слушаю, как шумят сосны. Солнце только поднялось над лесом, и белая волнистая кровля стала светлорозовой. Я оглянулась: рядом Василий, не заметила, когда он подошёл. Сто­ ит и смотрит, только не на дом, а на меня. Я хочу ему что-нибудь ска­ зать, но мысли все спутались, а потом говорю: — Вот если б окна застеклили, так дом ещё красивей был бы. Чувствую, что сказать-то не это нужно, совсем не про дом, но не знаю, что. Взглянула на него да и опять про дом спрашиваю: — Верно, красивый был бы, Вася? И как это я его Васей назвала — с чего бы это? А он подвигается ещё ближе, берёт за руку и говорит: — Верно, Ариша, верно, — а сам смотрит и смотрит на меня. Чувствую — сердце моё бьётся, словно снегирь в силке — вырвать­ ся хочет. «Не подслушал бы хоть Василий, как оно стучит», — и хочу высвободить руку. Но он крепко держит её. И оттого, что Василий рядом, и оттого, что я вижу и новый дом, и лес, и солнце, мне ‘становится радостно. «Вот оно счастье-то», — думаю я, и мне хочется заглянуть в глаза Василию — Васе. В это время пришли Шакир и Петрович, а за ними еле нога за ногу плёлся Антон. Он был без медалей. Эти два дня он слонялся пьяным по посёлку. Шакир, зло сверкая глазами, бранил Антона. Эх, ты... Зачем бригаду позоришь? Совсем брак-человек. Ну, что с тобой делать? — и посмотрел на Василия, потом на Петровича, будто спрашивал у них совета. Известно что, — нахмурив брови, ответил Петрович. — Такой работничек нашей бригаде не нужен. Срам один от него. А моё мнение такое, — сказал Василий и снял почему-то свою военную фуражку. У нас есть хорошее средство: товарищеский суд. Пусть расскажет, как скобы таскал... А я добавила: — Да и про «шабашки» пусть не забудет... Но Петрович настаивал: Выгнать с треском — и вся недолга... Не первый день он нам голо­ вы крутит... Надо, чтоб и другим урок был, — продолжал Василий. — Вы, Петрович, сознательный человек, а почему спокойно смотрите, когда с площадки доски да бруски тащат? Петрович сдвинул на одно ухо свою широкополую шляпу, хотел что-то ответить, но промолчал. А Шакир сказал: