Сибирские огни, 1954, № 4

Г л а в а д в а д ц а т а я Смерть редко приходит, не постучавшись... Тимофей Наумович знал, что он скоро умрёт. Ещё засветло старик подозвал к себе Марию и попросил её собрать всех своих. «Вот сегодня позвони и покликай... Аккурат... во-время...»— сказал он, прерывисто дыша, но без сокрушения, даже с нотками шутли­ вости в голосе; как ему далась эта шутливость, знал один он. Теперь все стояли перед кроватью больного в узкой и слабо освещён­ ной комнате Веры Матвеевны и прислушивались к тяжёлому дыханию старика, следили, как его жилистые руки теребят скрюченными пальцами красное стёганое одеяло. Ольга плакала навзрыд. Её плечи под голубой косынкой тряслись, белый носовой платок давно стал мокрым от слёз, и она мяла концы тон­ кой косынки, прикладывала их к глазам. Рядом с нею, опершись одним локтем на спинку кровати, стоял Пётр. Свободной рукой он поглаживал плечо жены, мол, спокойней, дорогая, не надо, но и сам время от времени проглатывал распиравший горло тугой комок горечи. Вера Матвеевна, приложив левую руку к щеке, неотрывно смотрела в лицо мужа, — смотрела без единой слезинки в глубоко запавших глазах. Она стояла, окаменевшая, и один раз только отрицательно покачала голо­ вой, когда кто-то {она и не*цоняла — кто) шёпотом предложил ей сесть. Глаза Марии были полны слёз, но и она стояла молча, как Вера Мат­ веевна. Нелёгкая досталась ей молодость, а плакала она редко. Часто плачут лишь те, кто знает: есть кому показать свои слёзы. Было кому и у неё! Д а только подумай она всплакнуть, как заметили бы все в доме. И пер­ выми заметили бы — вот этот, самый дорогой после отца человек, с корот­ кой седой бородой, теперь не поднимающий глаз, и эта родная, как мать, старенькая женщина, у которой сейчас все слёзы скопились в душе, и, на­ верное, сжигают её изнутри... Мария с детства не привыкла плакать. Изредка вздрагивающая, как на холодном ветру, Даша то и дело поглядывала на дверь — вдруг появится Володька. Не хотелось, чтобы он понял, какое горе свалилось на родцой дом... Сзади всех стоял Виктор и храбро крепился, чтобы не дать волю своим чувствам. Бесцветные, немного потрескавшиеся губы Тимофея Наумовича вдруг шевельнулись, и он заговорил— разборчиво, связно: — Кто реплику бросил? Василий Кузьмич?.. О-о, давнишний приятель и теперешний сватушка!.. Чует, значит, хозяин огорода, что и на его гряд­ ки упадёт камешек... Тимофей Наумович рывками приподнял голову. Да лежи ты, лежи, — ласково промолвила, наклоняясь к нему, Вера Матвеевна. Ведь срамота какая! — не слушал её старик. — Сто человек горы ворочают, один ходит, за бугорки запинается... Забыл, как на четырёх костях... по каменным норам... Тимофей Наумович открыл глаза и сразу узнал стоявшего у него в ногах зятя. Было такое ощущение, что вдруг вынырнул из воды. Пётра! — услышал он свой хриплый голос. Услышал и понял: жив курилка! — Где отец-то, Пётра? Доехал? — Доехал, доехал. Уже на курорте, — мягко сказал Пётр. Ну и хорошо... Пусть отдыхает... лечится. — И уже потому, что заговорил о Василии Кузьмиче, сообразил, что и в бреду вёл о нём раз­ говор. Как это нехорошо бредить, путать близких людей. Он посмотрел на свои руки: тёмные, страшные, и спрятал их под одеяло, чтобы больше не видели.