Сибирские огни, 1954, № 2
В вагоне было тихо. Пассажиры спали; только ровный, неумолчный перестук колёс да дыхание спящих нарушали тишину. — Я узнал, что она меня не любит. Ни капли. Да и за что... любить? Они сидели у окна, разделённые небольшим откидным столиком. За окном занималась заря. Солнца не было видно. Его скрывали густые, дымчато-тёмные тучи, тяжело обложившие горизонт. В иных местах они как бы изнутри светились тусклым, неверным светом. Начиналось серое, бледное утро. Выло не похоже, что в разгаре август. Казалось, раньше времени пришла осень. Молодые люди долго молчали, наблюдая за упорной борьбой между тучами и солнцем, пробивавшим лучами дорогу к земле, к полям, по ко торым там и тут ходили комбайны. — Ты ошибаешься, — убеждённо сказала вдруг Лобачёва. — Она должна тебя любить. Она, может быть, ещё не понимает... Ты помоги ей разобраться, Аркадий. Послушайся меня. Я ведь вот до сих пор навер няка не знала, что Гоша мне дорог. А теперь знаю. Он добрый, ласковый и немножко смешной. Чем я могу помочь, говори? — Пожалуй, среди тысяч и тысяч дел, это — единственное, в кото ром никто помочь не в силах. * * * ...В город они приехали ранним утром. И вот теперь стояли рядом при входе в большое помещение конструкторского отдела. Аркадий был одет в свой лучший костюм. Волосы, выгоревшие до белого блеска, равномерный загар на лице, голубые, спокойные глаза — всё в нём было хорошо. Вера выглядела празднично. Она была одета в новое тёмносинее шерстяное платье, падавшее свободными широкими складками. Никогда в жизни она ещё не носила такого хорошего, совершенно «взрослого» платья. Отпуск пошёл ей впрок. Лицо, плечи, руки заметно округлились, и сейчас она уже не казалась застенчивой, хрупкой восемнадцатилетней девочкой, а как-то сразу сделалась невестой. Рабочий день кончился, и в отделе царила весёлая суматоха. При шедших заметили не сразу, Конструкторы и копировщицы толпились во круг Георгия Гладких. Луговая громко спрашивала: — Николаю Денисовичу оставил? Гоша, Богатырёву послал? И Ар жанову? Обещали пойти с нами. — Что ж ты мне крайнее место подсунул? — пискливо возмущалась молоденькая копировщица. — Возьми обратно. ■— Нельзя же, товарищи, всем середину, — оборонялся Гоша. — Мне все места нужны вместе, — требовал Костя Горин. — Беру любые, но рядом, только рядом. С большим трудом удалось разобрать, что речь шла о культпоходе на концерт. Из молодёжи лишь Светлана сидела за своим столом, склонённая над книгой. Аркаша увидел знакомый профиль, светлую, насупленную бровь, и сердце его на какой-то миг резко сбилось с обычного ритма. Потом мелькнула мысль: а вдруг Света сорвётся с места и бросится с ра достной улыбкой навстречу... Нет... невозможно... да и... надо ли? Он не нашёл в себе силы ответить отрицательно, но вопрос возник. Первым заметил Аркадия Костя. — Курортник! — закричал он, бросаясь к приятелю. — Приехал, Аркадище, здравствуй, друже! Пополнел, подобрел, подрос, — бурно восхищался Горин, обнимая Богатырёва.— Похорошел сказочно. Ей-богу, все девчонки с ума...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2