Сибирские огни, 1954, № 2
* * * Было раннее утро. Солнце ещё не встало над тайгой: оно угадывалось за лесистыми горами. Медленно загоралось на востоке небо. Воздух над лесом словно играл, чуть приметно дрожал, переливался бледноголубыми и светложёлтыми оттенками. А ниже, от гряды ближайших холмов, спу скался к реке иссиня-чёрный, неподвижный массив тайги. Вода тихо ко лыхалась светлыми и тёмными, от прозрачно-синего до бездонно-чёрного цвета, волнами. Река будто ловила отсветы далёкого, готового вот-вот по казаться солнца и сразу теряла их. Над водой стлался туман. В этот ранний, запретный для отдыхающих час Аркадий Богатырёв крадучись вышел на улицу с красками. Больше всего он боялся повстре чаться с ясноглазым доктором. Утро разгоралось. Восток занялся красно-жёлтым огнём. Свет залил небо и землю. Тайга засверкала зеленью. Дом отдыха встречал утро го степриимно открытыми окнами. Солнце входило в комнаты и спозаранку будило людей. Аркадий с удовольствием прошёл аллеей-просекой. Она, прямая, на двое рассекла сосновую рощу. Вдоль аллеи были насажены кусты ака ции. Яркая, неспокойная от тянувшего с реки ветерка листва их подчёрки вала суровую строгость хвои вековых сосен. Дышалось полной грудью. Работа сначала пошла успешно. Потом пришло чувство неудовлетво рённости. Плохо, ремесленно! Аркадий бросал кисть, садился на землю и подолгу, не отрываясь, смотрел на молодые, лучистые сосновые побеги с длинными, нежно-зелё ными иголками; на цветки с жёлтыми серединами и белыми венчиками, щедро рассыпанные, подобно солнечным пятнам, по зелёному ковру; на мохнатых, то буровато-коричневых, то пегих гусениц, упрямо ползших вверх по коре деревьев; на медленно таявшие в небе белопенные облака. Со стороны дома отдыха слышался говор,— начинался день. Верочка подошла неслышными шагами. Аркадий не любил, чтобы ему мешали рисовать, но для Лобачёвой делал исключение. — Вот,— указал он на новый набросок.— Как? — По-моему, лучше. Но... вы не обидетесь, Аркадий? — Говорите! — Не обижайтесь, пожалуйста,— попросила Вера.— Как бы это вы сказать?.. Ярко уж очень, что ли... — Гм-м... Не люблю мрак. Иву убрал. Но — подумаю. И впрямь ведь пестро, а? —■Посмотрите, Аркадий, вон... как они называются?.. Тюбики? Те, которые с яркими красками — почти пустые! — улыбнулась Лобачёва.— А к другим притрагиваетесь редко. Только свет да солнце. Но ведь бывают и тени. Не сердитесь, пожалуйста, Аркадий... — То же самое говорит мне Костя Горин. Вы знаете Горина? — Конструктор? Знаю. Он хороший, да? Крутой такой, резкий. Я его немножко боюсь. А вас — нет... Вы, кажется, и не можете, не умеете быть злым, сердитым. Аркадий пожал плечами... Несколько минут каждый думал о своём. — В доме отдыха есть музейная комната, — сказал Аркадий. — Ви дели? Доктор мне предложил: напиши для нашей «галереи» портреты знатных отдыхающих. На память. Положим, говорит, портрет стахановки Лобачёвой, Веры Антоновны... — Взялись? — с шутливым вызовом засмеялась девушка. В обществе Богатырёва у неё почему-то прибавилось смелости. — А что? Портретист, кажется, я совсем плохой... — Вера уловила в его глазах грусть. — Напишу, если согласитесь позировать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2