Сибирские огни, 1954, № 2
ожёг его, но в то же время он почувствовал, что между ним и женой пе рекинут мостик. Пусть шаткий, неверный, но тем не менее — мостик. Г л а в а т р и д ц а т ь д е в я т а я К «Павильону тишины», сделанному из стекла и дерева, вели лесные дорожки, устланные побуревшими сосновыми иголками и шишками. В сплошной тени леса было прохладно. Сильно, приятно пахло смолой. Серо-стальные снизу, красно-жёлтые, словно литые из меди, в верхней части стволы сосен стояли стеной. Всю окрестность испетляли тропинки. Вправо от павильона они, сухие, хрусткие под ногами, подымались в го ру; влево — сыроватой, мшистой почвой, поддававшейся и пружинившей под подошвами приводили к большой таёжной реке. Три первых дня Аркадий провёл преимущественно в этом павильоне. Он являлся сюда с утра, садился за столик возле окна и ждал первого любителя шахмат. Любителей в доме отдыха было много. — Ну как, расставим, товарищ? — Давайте,— сразу соглашался Богатырёв. Аркадий выигрывал подряд. Поставив партнёра в затруднительное по ложение, он сидел, задумавшись, прислушиваясь к неясному шуму, исхо дившему из глубины леса, к его еле уловимому, однотонному шёпоту, и вдыхал тонкие, свежие, неясно манящие запахи. Было грустно. Аркадий искал забвения в шахматах. Борьба за доской притупляла боль, однако это была всего-навсего игра. Плохо, что сильных противников не находилось. Вот бы Костю сюда. И пусть бы он напрямик говорил: «Ты добренький, Аркадий. Ты— идеалист. Можно ли художни ку обойтись розовыми да голубыми красками? Так и в жизни». Да, Костя, так. И не так! Светлана... Девушка, в которой было столько света и совсем не было тени, столько радости и ни капли горя. Солнечные улыбки и не единой печальной черты в лице. Такая ли она? Если не такая, то какая же? Впрочем, теперь это не имеет значения. Он не смеет её судить. Судить за то, что она не любит его... Зачем ей любить его, хромого, неуклюжего, скучного? А он всегда будет любить её. Любить исподтишка, любоваться со стороны, радоваться её успехам... Иначе, Костя, я не могу. И ты, признай ся, не можешь. Какими чарами тебя приворожила курносая артистка — учительница? После дневного часа отдыха Аркадий занял своё обычное место в павильоне, на этот раз заранее расставил фигуры, поджидая очередного любителя. К столику подошёл высокий, худой мужчина, лет пятидесяти пяти, а может быть и больше. Чёрные волосы его, падавшие жёсткими прядями на лоб, казалось, слегка искрились от обильной седины. Сухоща вое, желтоватое старческое лицо было непривлекательным, но крупный, просторный белый лоб, выдававшийся вперёд, словно бы нависавший над глазами, был красив. Богатырёву почему-то показалось, что этот человек обязательно бухгалтер. Сухопарый «бухгалтер» показал некоторую живость игры. Он то и дело строил ловушки, готовил каверзы, но они были несложны, Аркадий с лёгкостью разгадывал их и обходил, усиливая и укрепляя тем време нем свои позиции. Комбинации были рассчитаны на новичка, и это не множко забавило Богатырёва. — Сдаюсь,— удивлённо и сердито, низким голосом проговорил «бух галтер», сбивая фигуры.— Славно, славно... Выходит, недооценил ваши силы. Извиняюсь.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2