Сибирские огни, 1954, № 2

Павел Сергеевич мысленно переносится на завод, в конструкторский отдел. Крутое, «смутное» время переживает отдел. Он растёт, одну за дру­ гой переносит болезни роста. Тревожное настроение, рассеянное прогул­ кой с женой, вновь овладевает Гориным. Он ускоряет шаг. Там ждёт чер­ тёж, наколотый на доску. Свежий утренний ветер, словно подгоняя, дует в спину. Ничего. Не было ещё таких крепостей!.. На днях первый дымосос бу­ дет проходить испытания. А сколько с ним было мук! Впрочем, муки не кончились. Сотворил конструкцию — радуйся, но не забывай, что она да­ лека от совершенства. Умей взглянуть на свою работу критически, если ты настоящий конструктор. Ведь машина хороша только до тех пор, пока нельзя сделать лучше. Павел Сергеевич ещё и ещё прибавляет шагу. ...В отделе тишина, пустота и прохлада. Крашеный, только что вымы­ тый пол сверкает влажной золотистой охрой. Ровными рядами стоят сто­ лы с глянцевитыми, полированными досками. Окна распахнуты настежь. Деревья протягивают к ним свои ветки, будто хотят заглянуть, что же де­ лается внутри. Если бы это зависело' от Горина, он бы перенёс начало рабочего дня конструкторов на семь или даже на шесть часов утра. Хорошо сесть за стол, когда на востоке ещё полыхает заря, воздух свеж, а голова и руки просят, требуют сложной, захватывающей, увлекательной работы. На доске метровый лист ватмана. Бледные, тонкие, еле приметные линии. Что-то таят эти линии: успех или разочарование? Контуры котла как в тумане. Какова будет картина, когда туман рассеется? Она может оказаться неотразимо убедительной и прекрасной. Сохра­ нятся Шабаловские идеи. Прибавятся новые великолепные качества: ма­ лые габариты, уменьшенная металлоёмкость, компактность. Картина может оказаться ремесленно топорной, отталкивающей. Тог­ да швырнут картину убогого художника в корзинку — там для неё самое подходящее место. И никого она не обрадует, забудется, пропадёт, оста­ вив на душе автора накипь досады и разочарования. Ведь чертёж конструктора повторяется в жизни, осуществляется в металле много-много раз. И столько же раз повторяется ошибка, если она допущена. Горин работает стоя. Он быстро двигает рейсшину, длинную линейку с роликами, через которые перекинуты шнуры. Одна за другой ложатся на бумагу карандашные линии. С каждым штрихом туман рассеивается, яснее проступают на чертеже радующие глаз контуры. Так бывает на Алтае зимними морозными утрами. Серые, предрас­ светные сумерки смешаны с молочно-белым туманом. В пяти шагах не рассмотришь дерева. Но вот сумерки светлеют, туман медленно тает. Неопределённо, расплывчато вырисовываются очертания деревьев. Реде­ ющий туман бледнеет. Лучи восходящего солнца, всё ещё ослабленные, но уже победоносные, пронизывают его насквозь. И вот перед тобой воз­ никает пейзаж, полный очарования. Ты останавливаешься, смотришь, не можешь оторвать взгляда. Сердце у тебя бьётся сильно, радостно. В эту минуту тебе хочется петь, читать стихи, рисовать. Тебе хочется сотворить что-нибудь необыкновенно прекрасное, ибо в эту минуту ты — художник. Ажурно-тонкие берёзы, унизанные блёстками, стеклянно-серебристыми иголками, звёздочками-кристаллами, жемчужными нитками, стоят торже­ ственно и неподвижно, облитые солнцем, сверкающие сказочным одеяни­ ем. Стволы кажутся то розоватыми, то жёлтооранжевыми, то слабо голу­ боватыми. Ёлки, согнувшие свои длинные лапчатые ветки под тяжестью снега, сплошь усыпаны мелким блеском, будто солнечными осколками.