Сибирские огни, 1954, № 2
добычи пушнины по Токменскому произ- водственному участку». В зале притихли. Стоящий в стороне эвенк подвинулся к самой сцене. Он уже стар, но коренаст и крепок. Его лицо с острыми скулами лишено растительно сти, кожа желтовато-смуглого цвета. Чёрные прямые волосы о сильной про седью давно не стрижены. Глаза старика пытливо выглядывают из своих узких щёлочек, как зверьки из норки. Он слу шает настолько сосредоточенно, что в ру ке его застыла не донесённая до рта по тухшая трубка. Сизых продолжает: — Колхозник артели «Победа» Поли карп Платонович Пикунов, один из на ших лучших колхозников-промысловиков, выполнил план добычи пушнины на че тыреста процентов. И, сделав паузу, он взглянул поверх очков на притихший зал и закончил: — Поликарпу Платоновичу причи тается получить десять тысяч четыреста четыре рубля шестнадцать копеек! По залу прошёл шёпот одобрения. Сам Пикунов, как ни крепился, не удер жался от довольной улыбки. А старик у сцены вдруг зашевелил губами, будто пересчитывал деньги. Когда в зале затихли аплодисменты, Сизых продолжал: — На второе место вышел... Тут Сизых придвинулся к лампе, буд то не мог разобрать написанного, хотя прекрасно знал добычу и заработки каж дого охотника на память. — На второе место вышел... Афана сий Петрович Черончин, — Сизых отло жил в сторону список и просто сказал: — Отстал ты маленько, Афанасий Петрович, имеешь триста восемнадцать процентов и причитается тебе восемь ты сяч семьдесят пять рублей двадцать че тыре копейки. Однако для тебя, как по жилого старичка, такой заработок впол не, можно сказать, почётный... В зале послышались аплодисменты, а старик у сцены насупился ещё больше. — Кто это? — спросил я соседа. — Лицо известное, — ответил тот с улыбкой, — последний кочевник. Да, да, не удивляйтесь. Это — Борис Кали- нович Черончин, единственный из здеш них эвенков, не состоящий в колхозе; Живёт в тайге, кочует, охотится. Сегодня пришёл узнать про свой заработок, да видно недоволен. Одногодок-то Афанасий Черончин опередил его, ну, конечно, Бо рису Калиновичу обидно. А разве в оди ночку много заработаешь?.. Сам вино ват... С Борисом Калиновичем мы познако мились в перерыве. Он словоохотлив, любит и расспросить и рассказать. Речь вкрадчива. В ней — странная смесь пыт ливости и неприятного подобострастия. Как и большинство эвенков, Борис Ка- линович выглядит гораздо моложе своих лет, отличается хорошим здоровьем.' В селение он заглядывает редко, боль шею частью находится в тайге, где и живёт с семьёй: женой и двумя сыновья ми — семнадцатилетним Владимиром и девятилетним Васей. Кочует по между речью, между Нижней Тунгуской и Под- каменной Тунгуской. Токма —,его родное селение, здесь он бывает чаще, чем где бы то ни было. Много раз предлагали Борису Калиновичу бросить свою кочевую жизнь, перебраться в Токму. Давали и жилище, но старик отказывался. Ответ у него один: «в рубленом доме эвенку нельзя, от дома — болезнь». Кончилось собрание. Все стали соби раться домой, задержалась только моло дёжь, ожидавшая баяниста. Вскоре нача лись танцы. К моему удивлению, Борис Калинович тоже остался. Он присел воз ле стены на корточках, хотя было сколь ко угодно свободных скамеек. — К будущей невестке присматри вается, — послышался рядом шепоток. Речь, видимо, шла о девушке, на кото рую старик часто поглядывал из своего угла. Подруги звали её Улей. Просидев не меньше часа, Борис Ка линович поднялся и направился к выхо ду. Я вышел следом. Стояла морозная ясная ночь. Ярко блестели звёзды. Было настолько светло, что я разглядел даже выражение лица Бориса Калиновича. Он о чём-то разду мывал и не замечал моего присутствия. К старику подошёл пёс, который, должно быть, весь вечер терпеливо до жидался хозяина. Старик, однако, не об ратил внимания на то, что тёплая морда ткнулась ему в руку. Вдруг раздался громкий голос. Я не сразу понял, что это включили наружный репродуктор, и тишину морозной ночи будит голос дик тора. Борис Калинович с каким-то испугом оглянулся, потом, видимо, тоже разо брался, в чём дело, и побрёл по безлюд ной улице. Пёс уныло плёлся сзади. А в клубе раздавались звуки баяна и весё лые задорные голоса молодёжи. На следующий день я встретил Бори са Калиновича возле сельской лавки. Он привязывал к седлу оленя туго набитые перемётные сумы. — Домой еду, — ответил он на моё приветствие. — Плохо здесь. В тайге лучше. — Он проворно сходил в лавку ещё за одним большим мешком. — Живал в лесу? Нет? Значит хоро шего не видел. — Можно мне с тобой? — спрЬсил я Бориса Калиновича. До этого я и не по мышлял о такой поездке, но сейчас очень захотелось поехать со стариком, посмот реть, как живёт «последний кочевник»^ — Со мной? — Борис Калинович дол го молчал, без всякой надобности то раз вязывая, то завязывая ремни. — Поедем. Что ж... — сказал он, на-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2