Сибирские огни, 1954, № 2
но, что у «такого-то гуляют». Приходят все, у кого есть желание. Хозяин пригласил к столу. Тарелка с мелконарезанными кусочка ми поджаренного жира сохатого была предназначена для тех, кто не ел его в сыром виде. На небольшом блюде лен. жал растопленный застывший жир. С ним пили чай, отламывая кусочками; прикусывая с хлебом. В центре стола — самое лакомое блю до — оырой мозг из костей. Поликарп Платонович запоздал его приготовить и занимался этим уже в присутствии го стей. Держа в руках бабку ноги сохато го, он ловко лёгким ударом ножа сбивал верхнюю и нижнюю части, а содержи мое' вытряхивал на тарелку. Мне не раз до этого приходилось слышать выраже ние «мозгочить». Теперь довелось отвеп дать местного деликатеса. Сырой мозг ели с варёным мясом. Блюдо довольно вкусное. Гости оказали честь и отварному язы ку, и губе сохатого, и сочной чуть про жаренной медвежатине, которую отреза ли большими кусками. После закусок и первых тостов за здо ровье хозяина, за счастливую охоту на столе появились внушительных размеров куски мяса, которые разносились на больших деревянных блюдах. На некото рых кусках виднелась кровь. — Переваренное мясо не еда, — заме тив, что я отодвигаю мясо, сказал си девший со мной рядом старик Булда ков. — Как бумагу ешь, мясной запах пропадает. Много значит, как и какое мясо сварить... Очень много... — продол жал он. — Один кусок надо кипятить дольше, другой — чуть-чуть. Несколько раз заговаривал я с Поли карпом Платоновичем об охоте на медве дей. Об этом ходило немало слухов. — Какой я медвежатник, — уклончи во отвечал Пикунов, — для себя только каждую осень добываю медведя. Привык к медвежатине. Вы наверно слышали о брате моем Василии. Этот — мастер. В старину говорили: трудно сорок медве дей убить, а после сорокового бить мож но как белку. Верили в это охотники. Вот и брат мой Василий, не знаю, в шутку или взаправду рассказывал. Чуть его со роковой медведь не порешил. Хоть и зверь-то попался невидный, а еле-еле управился. А теперь, говорит, и счёт бросил вести. После сорокового интересу нет считать. Бьёт их, как хочет. Вот ка кой он охотник, Василий. Жаль только не здесь живёт... За триста километров. Вздумал позапрошлой зимой меня наве стить, надел лыжи и пошёл. Девять бу ханок хлеба с собой взял. Мяса — по дороге сколько хочешь. Девять дней ко мне шёл. Погостил и — назад. Силы мно го, вроде прогулки это у него. Один на медведя с пальмой ходит. Улучив минуту, Пикунов незаметно для других кивнул на сидящего рядом старика Булдакова, как-то вдруг замол чавшего. t — Видишь? Это потому, что про мед ведя заговорили. В него, в медведя те перь, конечно, никто не верит. А раньше I имя медвежье не произносили. У стари ков такая привычка и до сей поры оста лась. Действительно, Булдаков уклонялся от разговора о медвежьей охоте, а когда ] приходилось отвечать на вопросы, то не говорил «медведь», а умело обходил это слово: «ходил промышлять», «промыш лял сало» или «встречался с мохнатым», | «с чёрным». Впрочем, к концу ужина повеселев ший старик расхрабрился. Даже расска зал о том, как бывало хаживал на мед ведя его отец: — Мастер был чёрного промышлять. Ружьишко у него старенькое, дрянень- кое, можно только поранить зверя. Когда мохнатый поднимается на дыбы, вытянет - лапы да двинется, отец ружьишко в сто рону и за пальму. Пригнётся на бок и ждёт. ПалЬму держит у самой земли, другой рукой ухватится у середины древка. Когда чёрный уже над ним, отец выпрямится и зверя в грудь. Без про ворства и зоркости глаза на такое дело, однако, ходить нельзя. А ещё были та кие смельцаки: опояшутся длинной ве рёвкой. Один конец товарищу, а сами с ножом в берлогу. Справлялись о лох матым. ...Неделю спустя с группой охотников я отправился в тайгу. Выехали рано. Темно, холодно. Гибкие ветки то и дело хлещут по лицу, осыпая колючим сне гом. Поднялись на хребет и начали про дираться сквозь густую сеть веток. Че рез несколько часов трудного пути навьюченные животные и люди выбились из сил. Олени вытянули шеи, низко опу стили головы. Пришлось сделать привал. В лесу было ещё темно. Собрав на по-' i лянке горы сушняка, разложили костёр. В утреннем полумраке зарозовел снег, отчётливо выступили стволы деревьев. На снежных ветвях затрепетали причуд ливые тени. Около огня тепло, хочется, чтобы ко стёр горел как можно дольше. Однако надо трогаться в путь. С сожалением засыпали снегом остатки костра. И сно ва — дорога. Ехали долго, часто останавливались. Несколько раз закусывали. — В тайге ешь — не тогда, когда хо чешь, а когда можешь, — поучал меня пожилой охотник, видя, что я не при трагиваюсь к еде. Зато пить воду не ре комендовал: — Потерпи лучше. Иногда на остановках, усталый, с пе- | ресохшим горлом, я пробовал утолить жажду снегом. | — Плохо, — предупреждали меня. —
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2