Сибирские огни, 1954, № 2

— Ни айтасын? Тогда мне приходит мысль — сделать перевод моих стихов на казах­ ский язык. Но как я могу это сделать, когда сам знаю мало слов? Я до­ стаю из-под подушки тетрадку и начинаю переводить. Первые две строч­ ки мне никак не удаются. Я не могу перевести слова: «ласково», и «пото­ му что». Две последние строки я перевёл так: , Шуруге, Патима, тезь, Сын минике — бирь...1 И мне показалось, что Патима поняла сокровенный смысл этих строк. — Ой, Микайля! Сыныке — акын... Это было уже большой похвалой мне за неполностью понятые стихи. Теперь мы встречались часто. Уже расцвели кусты жёлтой акации, покрылась белым цветом черё­ муха, а молодые листья тополей, при чуть заметном ветерке, лепетали, как малые дети. Зазеленели обширные пойменные луга и возвышенная степь за рекой Джабайкой. Пели скворцы, жаворонки и зорянки, щебета­ ли ласточки, а в тихие вечера от реки, из черёмуховых и тальниковых за­ рослей, доносились соловьиные трели, и я часто и долго не мог уснуть, слушая весь этот радостный гомон весенний. Как-то я занялся составлением словаря. Патима сидела рядом на кошме и смотрела, как бегал карандаш по белым страницам тетради. Я показывал на полынь, а она говорила — жуусан, ковыль — боз, дере­ во — агаш, тополь — терек, акация — караган, воробей —•суукторгай, копчик —жегалтай... Мы так были заняты своим делом, что не слышали, как к ограде палисадника подошёл управляющий. — Вы что это делаете? Мы вздрогнули. Я всегда боялся его трескучего сухого голоса. Пати­ ма ^вскочила, схватила чайник и скрылась за кустами, а я как прикован­ ный сидел с тетрадкой в руках и смотрел в его холодные недобрые глаза. — Что это ещё за дружба? — А разве нельзя? — спрашиваю я и долго гляжу на его чисто вы­ бритое узкое лицо с пятачковым шрамом на правом виске —•след неудач­ ного выстрела — и глотаю накипающие слёзы. — Ну и глупый! — говорит он, видя моё волнение. — Что у тебя то­ варищей нет? Ведь она киргизушка, а ты -—русский, какая же может быть дружба?.. А я всё гляжу в его строгое лицо и не могу унять слёзы. Ведь у меня никого здесь нет, к кому бы я мог так привязаться, как к Патиме. Разве ему расскажешь об этом?.. —1Мне хочется выучить казахский язык, — говорю, я всхлипывая. — Перестань, — приказывает он. —Дружбу завёл!.. Ты мальчик, а она девочка... Чтобы я больше этого не видел... Пётр Кузьмич уходит, а я ещё долго плачу, и мне кажется, что Пати­ ма ко мне больше не придёт. Так оно и случилось. Теперь мне бы самому ходить к ней, да ноги ещё плохо слушаются. И всё же я решил. С большим трудом добрался до столовой, потом, пря­ чась за плетнём нашего огорода, вышел к старице, из которой Даскажа брал воду. Его юрта стояла недалеко, и уж здесь-то я кого-нибудь увижу... Старицу окаймляли высокие кусты тальника, и за ними мне легко бы­ 1 Приходи, Патима, скорее, ты у меня — одна.