Сибирские огни, 1954, № 2

Я не обижался на эту никчемную кличку. Мне бы тоже хотелось по­ работать в поле, вместе с ними, но... В обеденный перерыв ко мне приходил Лапенко и приносил что-ни­ будь покушать. Часто читал свои стихи или пересказывал прочитанное, и мне было легко с ним. Через него я знал всё, что делалось в поле и на нашем огороде. Однажды утром, когда я лежал на кошме и наблюдал за трепетными солнечными пятнами на больших окнах нашей библиотеки, явилась Пати- ма с чайником и маленьким узелком. На ней был бордовый безрукавый камзольчик, весь прошитый розовыми ленточками, сиреневое платьице и козловые сапожки, а на голове—красная шапочка, опушённая колонковым мехом, с большим совиным пером сбоку. Она, как нарядная лисичка, про­ шмыгнула между зелёных кустов акаций и, улыбаясь, остановилась возле меня: — Амансызба, Микайля!.. Я от радости привскочил и, схватив её за тонкую руку, посадил ря­ дом с собой на кошму. — Патима!.. Как я тосковал о тебе!..—Я держал её за руку, любовал­ ся чёрными блестевшими глазами и первым ровным загаром на лице. А она смотрела на меня и не понимала того, что я говорил. — Ни айтасын?1 Ну, как ей сказать? У неё был слишком бедный запас русских слов, и ещё — она была ребёнок. В чёрные косички Патимы вплетены красные ленточки с пришитыми к ним серебряными пятачками. При повороте го­ ловы монетки звенели, и было приятно слушать этот звон. Как и отец, Патима спросила — здоровы ли мои руки и ноги. Я ска­ зал, что стало лучше, что кумыс и солнце хорошо помогают. — Карашо...— повторила она и налила мне из чайника чашку ку­ мыса: — Ишь!.. Я с жадностью припал губами и без отдыха выпил всю чашку. В узелке оказались кусочек мяса и баурсаки2. — Жейде... —•подаёт она мне. Я закусываю, пью кумыс и, услышав песню жаворонка, спрашиваю: — Кто поёт? — Жа-бо-ро-нок... — смеётся Патима. Значит, не забыла. — А это кто? — показываю я на скворца. — Караторгай... — А по-нашему — скворец. — Шкборес... — с трудом выговаривает она. — А что он делает? Патима долго вспоминает, глядя на скворца и играя монетками сво­ ей косы. — Пой, — наконец, говорит она. — Не пой, а поёт, — поправляю я её. — Пой-от... — Патима рада и повторяет несколько раз это русское слово... — А теперь слушай, — говорю я и начинаю нараспев читать стихи, написанные для неё. Каждое слово я произношу раздельно и вкладываю в него все свои переживания. Патима слушает внимательно, но, вижу—ни­ чего не понимает. Я читаю ещё и ещё, читаю уже с отчаянием — остаться непонятым, а она сидит растерянная, смотрит на меня и спрашивает: 1 ч то ты говоришь? 2 Шарики из теста, жаренные в масле.