Сибирские огни, 1954, № 2
же слышались размеренные шаги управляющего: он наблюдал в окно за работавшими в поле учениками. Неожиданно в коридоре застучали тяжё лые сапоги Даскажи. Я догадался по стуку, что это идёт он. Несмотря на тёплую погоду, он был одет в тяжёлую шубу, в сапоги с пайпаками1, а бритую голову покрывал лисий малахай. Лицо у него бы ло узкое, с тонким носом, под которым чернели жиденькие усы, да на ниж ней губе завивался пучок таких же реденьких волосиков. Он был цесел и ещё издали приветствовал: — Амансызба2, Микайля! А пожимая мне руку, спросил: — Кол, аяк жаксыма?3 Я отрицательно покачал головой. — Твоя больна? Даскажа неплохо объяснялся по-русски, но всегда свою речь пересы пал словами родного языка. — Ой-бай!.. Однако, твоя сапсем жаман4... Ой-бай... Посидел возле меня, повздыхал и ушёл. А назавтра явился снова, с большой кошмой и мешком. Из мешка он достал свёрток, развернул его и подал мне кусок хорошо сваренного мяса: ' — Жейде...5 Молодой барашка... Я не успел ещё съесть мясо, как он налил мне в плоскую чашку кумыса. — Ишь...6 Траба молодой — кумыс жаксы... Я пил и чувствовал, как живительное тепло разливалось по всему телу. А Даскажа, схватив кошму, исчез, и я слышал, как он хлопотал под. моим окном. Потом он снова явился, прихватил подушку и, поддерживая меня рукой, повёл в полисадник. Когда мы спускались с крыльца, я услышал голос управляющего; он; стоял на балконе: — Ты куда его, Даскажа?, — Сбнса мала-мала грей — его лушше... А то Микайля сапсем про пул... — Ну, полечи, полечи, лекарь... Это было сказано с презрением, и мне больно было слышать. Ведь он совсем забыл обо мне, а чужой, иноплемённый человек оказывает мне помощь... Кошма была разостлана в палисаднике в таком месте, где деревья совсем не затеняли её. Укладывая меня, Даскажа говорил: — Сонса — ой жаксы, ой карашо!.. — Потом закатал мои штаниш ки выше колен и погладил руками опухшие ноги. — Сонса — грей,, кумыс пей, нога — ходи... Прямо ходи Даскажа юрта, Патима гости ходи... Согретый солнцем и, может быть, ещё больше человеческой лаской, я уснул со слезами на глазах. Вера Даскажи во всемогущество солнца передалась и мне. — Сонса, кумыс — ой, карашо!.. — часто повторял я. Теперь я каждый день брал кошму, подушку и, тихонько передвига ясь, отправлялся в палисадник. Если в спальне были старшие ученики,, они беззлобно провожали меня: — Наш Костыль на дачу поехал... 1 Валеные чулки. 2 Здравствуй. 3 Руки, ноги здоровы? 4 Плохо. 5 Ешь. 6 Пей.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2