Сибирские огни, 1954, № 1
чертежа так, что резинка заскрипела. Потом стал работать карандашом. — Красивее, в полтора раза легче. По прочности не уступит вашей конструкции. Проверьте, посчитайте. Горин видел, что под руками Шабалова конструкция приобрела лёг кость, статность, — засмотришься. _ — Так вот, искать надо, — Шабалов уверенным движением провёл ещё одну жирную линию, словно подчёркивая свои слова. — Думать. Горину редко приходилось выслушивать замечания Шабалова, по этому сейчас было неприятно. Замечание, конечно, правильное, нужное. Но его форма?.. Не рядовому конструктору, а старшему инженеру. Впро чем, как же иначе? Что же, главный конструктор должен был расшар каться: вы, мол, дорогой Павел Сергеевич, простите меня, но я вынужден... Когда Шабалов ушёл, Горин оглядел присутствующих. Фадин востор женно и преданно улыбался. «Каков у нас главный, а?» — будто говорил он. Аркадий Богатырёв с искренним любопытством и живым интересом смотрел в чертёж. Костя не уклонил взгляда. «Что, батя, горько? Не тужи Ты нас, случается, покрепче пробираешь». — Брак сделали, друзья, — проговорил Павел Сергеевич. — Топор ную конструкцию сотворили. Исправимся? Не боги горшки обжигают. Конструкторы пошли по своим местам. Горин взял подготовленные в копировке чертежи. Готовы ли они, чтобы выйти в цехи и обрести жизнь в виде металлических деталей? До конца ли продумана каждая линия? Чувство тревоги и ответственности, и жажды действовать — то требо вательное чувство, которое делает жизнь напряжённой, насыщенной, горя чей,— захватило Павла Сергеевича. Один за другим он просматривал чертежи, отыскивая недоработки и изъяны в них. Карандаш вдруг про бегал по листу и оставлял на нём вопросительные знаки. «Неконструктивно...» Горин всю свою большую жизнь проработал на производстве. Он был слесарем, механиком, сборщиком-котелыциком, ма стером. По собственному опыту ему было известно, сколько может потре боваться труда, ненужных усилий, если чертёж выполнен кое-как, если равнодушный конструктор ухватился за первое попавшееся решение. Горин всматривался в линии чертежа и словно щупал руками про хладный, увесистый металл. Ведь от способностей, добросовестности и си лы воображения конструктора зависит облегчение труда людей... В черте жах всё больше появлялось вопросительных знаков, косых крестов, надпи сей, сделанных мелким, остроугольным почерком. **❖ Шабалов удивлённо взглянул на вошедшего в кабинет Горина: — Чертежи не принесли? — Нет, не готовы. Доделываем. — Цехи ждут. — Завтра утром будут у вас на столе. — Так. Ну, хорошо. Шабалов прямо не сказал о желании кончить на этом разговор. I орин угадал это, но сделал вид, что ничего не заметил. Скрипело перо. Должно быть, плохое у Шабалова перо -дерет. А может быть, главный куда-то спешит, торопится написать бумагу? — Значит, завтра утром? — поднял голову Иван Прохорович. На его полном, белом лице не было ни одной доброй чёрточки. — Да, завтра. А сегодня, если у вас есть полчаса... Только секунду медлил Шабалов с ответом, а Горин безошибочно понял, что он колебался. — Для дела — хоть два часа.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2