Сибирские огни, 1954, № 1

— Конструктору не стыдно. Стыдно нам с тобой... Или... стыд не дым, глаза не ест? — Высокая мораль. Спуститесь на землю, друзья! — воскликнул Рубин. — А она, высокая-то, нам и на земле нужна. Д а сейчас речь не о ней. Мы с тобой вот как привыкли: сегодня вложил и не позднее как завтра взял сторицей. Сугубый реализм, значит. — Добрынин крепко держал Рубина под локоть. — Не потому ли у нас в загоне конструкторский от­ дел, а? Не оттого ли сегодня захромал заготовительный? Вот где они, корни-то. И мы с тобой — да, мы — не даём им развиваться. Прикинь, если бы в производство пошли однотипные котлы... — Так мне, как... может, гм-м... в отставку прикажешь? — сквозь зубы процедил Рубин, гневно кривя губы и щипая свои чёрные, остро­ угольные усы. — Прикажу: слушай. Не спеши! Отставка — чем напугал... Двух разметчиков возьмёшь в механическом. И вот ещё что. — Он взял у Бога­ тырёва листок, передал Рубину. — С какой стати секретарю партийной ор­ ганизации исполнять твои функции? Надо укреплять конструкторский отдел и, если хочешь знать, поощрять, воспитывать... Гм-м! Любить надо конструкторов. Директор двинулся вперёд. Казалось, что перед его широкой, выпя­ ченной грудью расступятся все преграды. — За резкость простите, — обернулся он. — Без серьёзных разгово­ ров не проживёшь. Г л а в а о д и н н а д ц а т а я — Разговор есть, Николай Денисович. Инструктор горкома партии Аржанов, невысокий пожилой человек, застал Богатырёва в партбюро. Коротко стриженная в кружок тёмнору­ сая борода Аржанова и желтоватые от табака, прокопчённые усы густо посечены сединой. Виски забелены сплошь, а в волосах приметны только отдельные белые ниточки, словно вплетённые для украшения. Черты лица спокойные, строгие и какие-то по-особенному чистые. Строгость в лице не мрачная; она не от душевной суровости, а, может быть, появилась с годами, с большим опытом нелёгкой, содержательной жизни. Улыбки у Аржанова редки и тем более желанны. В зубах зажата небольшая чёрная трубка. Из неё тянется струйка синеватого дыма, распространяя аромат хорошего табака. Садясь, Аржанов достал большой блокнот и положил перед собой. — Рад вас послушать, — сказал Богатырёв. Не однажды Аржанов, проведя день на заводе, приходил в партбюро и кратко излагал свои замечания, непременно дельные, меткие, острые. На этот раз Богатырёв удивился, услышав не критику в свой адрес, а сов­ сем другое. — Николай Денисович... Вы никогда не пытались писать? — Что? — Писать... В художественном слове не пробовали силы? — Мальчишкой стихи писал. Лирические. Для себя, конечно. — Только для себя? А представьте себе: ваше, положим, стихотво­ рение читают тысячи, десятки тысяч людей. Оно их волнует, будит в серд­ цах хорошие чувства. Или рассказ, очерк. — Аржанов говорил, немного приподняв голову и устремив свой ясный взгляд в окно. — Я никогда раньше не писал. И вот, знаете ли, на старости сел за рассказ. Чорт те знает что!.. Не могу носить в себе пережитое, собранное, накопленное за долгие годы. Тянет, да и только... Наверное, даже не имею права мол­