Сибирские огни, 1954, № 1
Никитин вдруг помрачнел, начал оглядываться на каючок, потом вытянул шею вперёд: — Сейчас на плёс выедем... Царь наш велел дать корму, по два ал тына и отослал всех под начало патриарха для исправления, что мы у папы принимали сакрамент. Вот как угостил! И уже сердито добавил: — Я сорок лет молился богу на каторге, а кто помогал в беде? Казак ваш Тарас Дрибныця! С ним мы были прикованы на каторге к одной скамье, с ним и сюда пришли. Вот это был патриарх... Только сильно его поруби ли и постреляли, а то до сих пор жил бы. — А куда ж Самийло Кошка девался? — Какой Самийло? — Тот, который вывел вас из неволи? — Старшой? В Калугу возвратился. Только звали его не Самийло, а Иван Семёнович. Казаки снова вытаращили глаза: каждый кобзарь доподлинно зна ет, что невольников вывел Самийло Кошка, преславный казак, который потом стал гетманом, а не какой-то Иван. — Это, наверно, по-московски так говорят, — Семёнович, — прими рительно сказал один, — а по-нашему, Самийло. — Не знаю, батюшки, Семёнович говорил, что он был калужский стрелец, по фамилии Мошкин, а взяли его татары на государевой служ бе в Усердье. — Вот люди были! — с искренним увлечением сказал Пивень, — не то, что теперь! — А теперь что? — огрызнулся один из казаков. — Тем людям басурманский царь большое богатство давал, чтоб только стали служить против христианской веры. Не захотели! А нашим — тридцать злотых в год и тулуп — и посылай хотя бы на родного отца. — Да выбросьте этого придиру за борт! — уже истерически закри чало несколько казаков. — Ну его! — Правда всегда глаза колет. Бросайте, только чтобы не пожалели. — Может быть, колдун какой-нибудь? Я знал одного, пули загова ривал... — сказал рулевой, скептически осматривая беззубого Пивня. — Может быть, и такой. Вот скажу, чтобы вы переходили к казакам- запорожцам, они за веру православную сражаются, за старинные воль ности, и перейдёте. — Слышите? К кому это мы перейдём? — ещё более насмешливо закричали казаки. — К гетману Хмельницкому! — Вот мы ему как дадим чертей, твоему Хмельницкому, так он и костей не соберёт. — Да вы ничего не знаете. У Хмельницкого уже шестьдесят тысяч войска, да ещё сорок тысяч татар Тугай-бей перекопский привёл. Казаки растерялись. В это время закончились камыши и впереди яр ко засверкала широкая вода. Она была красной от такого же красного солнца, которое опустилось на горизонт, только далеко впереди белела, как снежный сугроб. На чердак снова вышел полковник, а за ним ещё несколько старшин. Пивню показалось, что полковник как-то ехидно присматривается к нему; и подумал: «Молись, Пивень, настало твоё вре мя!» Он с тоской осмотрел берег, но Митлу нигде не заметил. Старшины о чём-то советовались, казаки также переговорились по тихоньку и заметно встревоженно. Пивень смог услышать только три слова: «Созываем чёрную раду», от этих слов его морщинистое лицо на чало проясняться, незаметно он глянул в лукавые глаза Никитина. Тот хитро жмурился. Перевод с украинского И. КАРАБУТЕНКО.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2