Сибирские огни, 1954, № 1

сланными в Сибирь, с Достоевским на каторжных работах, со знаменитым гер­ манским прогрессивным учёным Гум­ больдтом, путешествовавшим по России и с глубоким интересом отнесшимся к трудам Аносова. Среди имён замечатель­ ных современников металлурга-новатора читатель найдёт имена Лобачевского (который высоко оценил открытие Ано­ сова), одного из Черепановых, рассказав­ шего Павлу Петровичу о своём «сухо­ путном пароходе», и т. д. Представители различных социальных кругов тогдашней России взяты автором в круг его внимания: высокопоставлен- ные царские сановники и генералы, куп-! цы (русские и немецкие), немцы — руко- водители русских заводов и мнимые «учителя» русских мастеров, а также — простые русские люди, — те, кто являет­ ся плотью от плоти народной массы. В очерковом «Послесловии» к роману Е. Фёдоров интересно рассказывает о развитии научных идей Аносова талант- ливыми русскими металлургами Павлом Матвеевичем Обуховым и Дмитрием Константиновичем Черновым, а также о выдающихся успехах советских металл лургов, о передовой роли страны социа- лизма в мировом сталеварении. К сожалению, явно не все из вклю­ чённых в роман лиц обрисованы с доста­ точной художественной рельефностью. Книга несколько перегружена материа­ лом. Есть в ней немало страниц, содер­ жащих факты сами по себе интересные, но на «работающие» на основную тему и, порою, мешающие композиционной, стройности произведения. Вполне понят-i но желание автора рассказать читателю обо всём узнанном, но кое-где такая щедрость оборачивается калейдоскопиче-i ской пестротой фактов и имён. Следует признать, что хотя на многих страницах перед нами возникает живой образ великого металлурга, всё же необ­ ходимо было вылепить его с большей тщательностью. Когда наряду с интересными описа­ ниями опытов Аносова, наряду с психо­ логически чётким раскрытием его внут-! реннего мира, ощущений и переживаний пытливого исследователя-новатора мы наталкиваемся вдруг на скучное повто­ рение одного и того же слова, — это вы­ зывает чувство досады. К примеру, на протяжении одной страницы автор так изображает ощущения Аносова во время чрезвычайно важного опыта: «Всё в нём напряжено». « — Вот когда начинает­ ся, — впившись взглядом, напряжённо следил Аносов», «...протекали самые на­ пряжённые минуты», «...рождалось но­ вое, удивительное, ради чего стоило так напряжённо... работать». Разумеется, та­ ким путём невозможно передать читате­ лю ту действительную внутреннюю на­ пряжённость, которую испытывал в тот миг живой Аносов! Встречаются описания очень шаблон­ ные, лишённые подлинной взволнованно­ сти. Особенно это относится к любовным сценам, взаимоотношениям молодого Аносова с дочерью Николая Швецова —i Лушей. Для этих сцен характерны та-и& кие описания: «Сердце остановилось в груди от ра­ дости. Горный офицер протянул дрожа­ щие от счастья руки, прошептал: — Луша!». И рядом: «...бесшумно подошёл к ней, взял за руку. Длинные холодные паль­ цы её дрожали». А через несколько строк: «— Разве я тебе не нравлюсь? —- тревожно спросил он. — Ещё как, милый ты мой! — жарко сказала она, зарделась вся и смущённо потупила глаза». Если не считать несколько комично звучащего «ещё как», — здесь ведь всё построено на готовеньких словосочета­ ниях! Не совсем понятно, почему Аносов, разговаривая, как правило, близким нам языком, иногда (и к тому же в самые не­ подходящие моменты) начинает говорить * языком Радищева, да и то не устным, а письменным! Вот обычный строй его речи: «— Вы ошибаетесь, господин. Шааф. Приглядитесь к их работе, и вы увидите, что скоро они своё искусство покажут в полной силе». Или: «Они (де­ кабристы. — Б. Р.) любят свою Отчизну, я сам видел, как,.прощаясь на перевале с Россией, они взяли по горсти родной земли. Они, безусловно, честные люди». Или: «Ладно... Поглядим, что из этого выйдет». Но в задушевном разговоре с любимой девушкой, полуграмотной кержачкой, Павел Петрович — по воле автора — начинает изъясняться так: «— Лушенька... не о себе думаю я , пекусь о славе Российской.... булатный меч дерзаю вручить богатырю рус­ скому» (?). И это сразу воспринимается, как рез­ кая фальшь! Известно, что в историче­ ском романе речевая характеристика^, героя призвана передавать не только индивидуальные особенности данного лица (действующего к тому же в опре­ делённых жизненных обстоятельствах), но и самый колорит эпохи, правду исто­ рии. Поэтому подобный разнобой в пря­ мой речи персонажа недопустим. Впрочем, не у одного Аносова наблю­ дается разнобой в речи. Для литейщика Николая Швецова, старого кержака, ха­ рактерны такие словоупотребления и фразовые конструкции: «— Ни к чему, батюшка, дохтур. Что богом положено на её девичью долю, тому и быть...», или: «Нет моей хозяюшки. Некому те­ перь меня обхаживать» (?). Но вдруг этот человек переходит на типично интелли­ гентский, даже изысканный способ вы­ ражения: «Пусть будет так, — думает Швецов, — чтобы сорваться с последней