Сибирские огни, 1954, № 1

мнения. Несмотря на то, что А. Шмаков часто показывает Радищева за творческой работой, духовный мир его для нас остаётся почти неподвижным, преимуще­ ственно в одном качестве. Говорит ли он со своим отцом или мореплавателем Illet- лиховым, с Елизаветой Васильевной Ру- бановской, близким, родным ему челове­ ком, или учёным немцем Мерном — всё выдержано в повышенно-героических то­ нах, он слегка приподнят автором на ко­ турны, в которых Радищев, подвиг его, нисколько не нуждается. Излагая ту или иную философскую или политическую позицию Радищева, автор иногда приписывает ему свои, ве­ роятно, полюбившиеся мысли. Особенно заметно это в характеристике отношений Радищева к французским просветителям XVIII века. «Потомство, — думает Ради­ щев, — н е п р о с т и т великому граж­ данину Франции (Вольтеру) его поро­ ки...» Или: «Монтескье и Руссо с умствованием своим м н о г о в р е д а наделали», «Дидро и создаёт свою есте­ ственную религию и своего бога к у д а о п а с н е е , чем ныне существующие бо­ жества у всех народов...». А между тем некоторые высказывания самого Радище­ ва противоречивы и также исторически ограничены, как и суждения француз­ ских просветителей. Об этом не следова­ ло бы забывать автору исторического ро­ мана, если он не желает впасть в «грех» идеализации или модернизации истории. А. Заподов в рецензии на книгу А. Шма­ кова («Литературная газета» № 94, 1953 г.) правильно видит в этом ничем не оправданное пренебрежение к фран­ цузским просветителям, пренебрежение, которое особенно чуждо было самому Радищеву, хотя он не мог не полемизи­ ровать с некоторыми их утверждениями. Чтобы подчеркнуть величие Радищева, отнюдь не обязательно принижение ро­ ли зарубежных прогрессивных дея­ телей. Радищев о войнах, например, объяс­ няется в романе почти как наш современ­ ник: «Войны всегда были и будут, пока существует и будет существовать... нера-t венство между людьми». Он безогово­ рочно зачисляется А. Шмаковым в ате­ исты, хотя в том же «Путешествии» имя бога с нешуточным почтением упоми­ нается неоднократно и даже подчёрки­ вается: «Первый лик творения всесилен был; вся чудесность мира, вся его кра­ сота суть только следствия». «Восстание Пугачёва — крестьянская, не корыстолю­ бивая война, — рассуждал он (Радищев) и оправдывал её, эту войну, как с п р а ­ в е д л и в у ю . . . » (явно по современной терминологии). А между тем известно, что отношения Радищева к восстанию Пугачёва из-за царистского его характе­ ра были более сложными, чем их изо­ бражает А. Шмаков. Образ Радищева, следовательно, не всегда выступает таким, каким он дол­ жен бы был выступать в историческом романе. Иногда автор не рисует те или иные события, а называет, п еречисляет^ и комментирует их. Трудно уловить дух эпохи, характер героя, если рассказы­ вать о прошлом таким образом. В худо­ жественном произведении историческая правда передаётся через правду харак­ теров исторических лиц. Удача образов Рубановской и Воронцова именно в том, что автор отказался от навязывания им несвойственных их характеру чувств и мыслей. Если в первой части основой сюжета романа, его движущей пружиной было невольное путешествие до Илимска, то вторая часть не имеет такого сюжетного стержня. Автор отказался от фабульного построения романа (это его право), но и, следуя в изображении жизни Радищева за теми или иными известными фактами,, он не идёт по линии отбора самого суще/- ственного и характерного. Отсюда и по­ вторы, и статичность главных героев, и лишние, ничего нового не добавляющие >- сцены. Много раз мы видим Радищева за письменным столом или наблюдаем, о чём разговаривает он с любимой им Ру­ бановской. И нужны эти сцены только для того, чтобы Радищев высказался по каким-нибудь философским или полити­ ческим вопросам. О Рубановской неод­ нократно говорится, что она совершила героический поступок, что Радищев ей многим обязан и т. п. Всё это верно, но мера явно не соблюдена. Вот характер­ ный пример. Умер Шелихов. «Радищеве большой болью воспринял известие о смерти Шелихова — человека, полезного отечеству и много сделавшего для про­ цветания и укрепления отдалённых окра­ ин России». Или: «Не стало полезного и нужного государству человека, достойно­ го сына отечества». Или: «Тяжело гово­ рить о смерти человека... кипучая дея­ тельность которого была полезной, нуж-^ ной и далеко не завершённой в своих грандиозных и заманчивых планах». Всё это — почти одно и то же — встречается буквально на одной страни­ це. Таких мест в книге немало. Несколько архаизированный словарь романа не всегда создаёт представление о старинном языке XVIII века, не пере­ даёт его особенность. А. Шмаков охотнее пользуется языком современной публи­ цистики и, надо сказать, это разрывает живую ткань исторического художест­ венного повествования. Богатая фактическим материалом, нужная и полезная книга о великом рус­ ском революционере А. Н. Радищеве оказалась бы ещё более значительной, если бы в ней своевременно были устра­ нены отмеченные недостатки.