Сибирские огни, 1954, № 1

вечера утрачено, но обиды на брата нет. Брат, как всегда, справедлив.— Понял, прости. — Прости — и всё, — говорит Николай. В его голосе и недовольство, и огорчение. — Простить-то прощу, и это очень плохо. Почему всегда стремишься сгладить острые углы, уйти от неприятности? Любой ценой. И сейчас вот готов уклониться. Верно? Верно, Аркаша? — А ты любишь неприятности? — Кто их любит. Однако нужно, необходимо итти им навстречу- когда необходимо. Острых углов в жизни куда больше, чем тупых. Не обойдёшь их, не объедешь. — Ты суров сегодня. Отчего? — Я не суров к тебе. Я тебя, знаешь, люблю! — Николай берёт его за локоть и крепко сжимает сильной ладонью. Аркадий отвечает сдержан­ ным движением благодарности. — Ты мне дороже всех на свете... Так они идут минуту, две — нога в ногу, шаг в шаг. Порыв ветра трогает деревья. Деревья взрагивают, как живые, слов­ но их охватила дрожь. На Богатырёвых сыплется мелкая, влажная пыль, будто душем обдаёт. — Грустно, а хорошо, Коля. Напишу этот вечер акварелью: бесконеч­ ная аллея, матовые огни, влажный, чистый воздух. — Попробуй. В твоём духе. Ты по призванию пейзажист. Да, он с раннего детства стал рисовать. Мать, искусная вышивальщи­ ца, мечтала, что её Аркашенька станет художником. Младший сын был кумиром матери. Она, тихая, добрая, ласковая женщина, ревниво обере­ гала его от «посторонних влияний». — Портретист, смотрю, из тебя не выйдет,—'Добавляет Николай. Тому и другому ясно, что речь пойдёт о незаконченном портрете Свет­ ланы Шабаловой. — Не нравится? — спрашивает Аркадий. — Не нравится. Нет человека. Есть схема, красивая по форме, но схема. Ты рисуешь... Орлеанскую деву, что ли. Шабалова совсем дру­ гая. Она... Ну вот, ещё один разительный пример относительно «открытых душ». Не знаю я, Аркаша, какая она. Аркадий ждёт молча. Ему кажется, что сейчас брат обидит Светлану незаслуженно и глубоко. «Не надо, — хочется попросить. — Мне будет больно», а вместо этого следует мужественное: — Говори! — Терпи уж сегодня заодно... Странная она. Трудно подобрать слово: ловкая, весёлая, бесшабашная. И я всё думаю: не пустая ли?.. Николай произносит это слово с трудом, с нажимом. Аркадий молчит. Их снова окатывает водяной пылью. Становится холодновато. — Я её люблю,—•глухо, но твёрдо произносит Аркаша и чуть по­ двигается в сторону. — По-настоящему? Ну, если так ...— Голос звучит задушевно. Он тревожит своей доброжелательной искренностью. — Я тоже любил, Арка­ ша. Весь любил. Всё в ней любил. Каждое движение, любую привычку — всё! И смех, и платья, и цветы, и медицинские книжки... Правильно, жить и любить надо от всего сердца. Ты не смотри на меня. Я пережил потерю, не утратил рассудка, а сердце... с одной стороны сердце пустое. И ничем, ничем эту пустоту уже заполнить невозможно... — Коля, Коля! — восклицает Аркадий и кладёт руку брату на плечо. — Мы пришли, Аркаша. Они останавливаются у подъезда большого дома. Не знаю... как получилось. Меня тянет к ней. Я иду по пятам, по её следам, как привязанный... — Да-а... Далеконько зашло. Почему от меня скрывал?