Сибирские огни, 1953, № 6
Все дни в поезде она думала о людях из лестранхоза, близких ей теперь. И в думах всё получалось так, что на одном мысленном полюсе оказыва лись сотни лестранхозовцев, а на другом — она, старший диспетчер М а рия Лопахина, мчащаяся в скором поезде. И тут против Машиной воли как-то естественно выходило, что сотни ждут её одну и ждут с необык новенным интересом. На вокзале никто не встретил, но чувство это не уничтожилось, с ним она и подошла к зданию конторы. В коридоре она одёрнула новенький парусиновый китель, пригладила ладонями грудь и рукава. Вынула из сумочки крохотное зеркало, секунду рассматривала себя. У неё большой рот и огромные синие глаза; русые жестковатые воло сы заплетены в косу. Ещё разок одёрнула китель, поправила косу, потрогала на плече по гон с одной-единственной блестящей звёздочкой, вздохнула глубоко и от крыла дверь с таким чувством, словно вот ещё шаг — и что-то про изойдёт. Бухгалтеры и плановики занимались. Они ни о чём не спросили, не задали даж е обыкновенного вопроса: «Ну, как доехала?» И в отделе кад ров, и в отделе снабжения никто не всплескивал руками и не говорил, как. обычно: «Смотрите же: Маша Лопахина!» Она вышла во двор, где по мещался гараж . Стало горько и тоскливо. Но мысленно она уже мчалась сквозь дремучие грачёвские леса, до кладывала начальнику участка Арсению Ивановичу о своём приезде, разговаривала с Семёном... И когда вспомнила о Семёне, глаза её по влажнели и засияли. Захотелось уехать в Грачёво сию минуту, а машину до утра не обещали. «Зайду к главинжу, может, даст свою легковушку», — подумала она. В ту же секунду рядом неожиданно раздался разудалый крик: —- Лопахина! Милашечка Машечка! Конечно, так бесшабашно кричать всё, что вздумается, мог лишь Колька Сушкин, механик гаража из Грачёво. Маша не очень-то его ж ало вала. Но сейчас она ему обрадовалась. Колька был в комбинезоне с выпущенными поверх сапог гачами, в измазанной машинным маслом тюбетейке неопределённого цвета, кото рая едва прикрывала волосы, почти такие же русые, как у Маши. Но Колька, очевидно, много времени проводил на открытом воздухе: волосы у него повыгорели, и кончики прядей, то и дело вылезающих из-под тюбе тейки, стали прозрачно-белыми. Каким-то необъяснимым манером он изогнулся и чмокнул воздух возле Машиной щеки, а затем долго обеими руками тряс её руку. И его шероховатые пальцы были как клещи. — Ты когда же, Коля, из Грачёва-то приехал? — взволнованная встречей, спрашивала Маша. Она счастливо смеялась и всё оглядывала Кольку, который ей показался не то возмужавшим за этот прошедший месяц, не то просто сильно загоревшим. — Я теперь здесь, милашечка Машечка, каждый день да через день бываю. — Он снял тюбетейку, меланхолически загрёб пальцами рассы павшиеся волосы, собрал их в копну и опять прихлопнул тюбетейкой. — Я ведь теперь на машине. Шофёром. Понятно? — С механиков сняли? Колька небрежно отряхнул локоть. — Сняли. — Здорово, дорогой товарищ, — нравоучительно сказала она. — Это какой же раз, а, дорогой товарищ? И за что же? — Долго рассказывать. — Он помолчал, поковырял носком сапога землю и предложил: — Хочешь, сегодня же тебя домой, в Грачёво, от
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2