Сибирские огни, 1953, № 5

И он добился этого с годами. Морозам и метелям вопреки! Деревья, отягчённые плодами, Стоят — стройны, крепки и высоки. Листвой крылатой клонятся с любовью К его сухой, натруженной руке. Как будто шепчут: — Доброго здоровья! На непонятном людям языке. Им жить и жить, расти неодолимо, У этих гор шуметь им целый век... Пусть говорят иные: — Микроклимат! А я скажу: — Советский человек! СЕРЕБРИСТЫЕ ЕЛИ Утром погожим, ясным, росистым, Выдержав бурь и невзгод немало, Хвоей шумят своей серебристой Ели Семинского перевала. Издали кажется: это иней Стройные ветви окутал властно, Сделал серебряным, сделал синим Великолепное их убранство. Так вот шумят они хвоей острой, Так вот стоят они, голубея, Ели Алтая, кровные сёстры Тех, что застыли у Мавзолея. Что не клонясь под ветрами низко. Как часовые — неколебимо Сон охраняют двух самых близких, Самых великих, самых любимых. Чудится мне: неподвластны вьюгам. Цепью раскинувшись по увалам, Дальним своим говорят подругам Ели Семинского перевала: «С гор поднебесных, с хребтов Алтая, Сёстры, примите поклон сердечный! Стойте бессменно, оберегая Вечную славу их жизни вечной. Долгие годы дано шуметь вам, Хвоей седой окружая стены. Если же старость иссушит ветви — Мы к вам, родные, придём на смену. А упадём — в караул по праву Правнуков наших заступят дети... Только незыблемой будет слава Самых любимых людей на свете!» ПОЭТ Скажу откровенно: едва ли Забыть мне ту встречу, друзья... В большом, переполненном зале Впервые с ним встретился я. На вечере литературном, Где вспыхивал радостный гул. Где снова приветствовал бурно Поэтов своих Барнаул. Как гость, я одним из последних Прочёл — и уселся за стол. И юноша двадцатилетний Легко на трибуну взошёл. Высокий, красивый и смуглый, И пряди густые — черны. Глаза, как горячие угли, Таким вдохновеньем полны, Что стоит взглянуть в них — и сразу Поймёшь: пред тобою — поэт. А зал весь набит до отказа И места свободного нет. И дружно ладони, взлетая, Ему выражали любовь — Орлёнку с предгорий Алтая, Питомцу катунских хребтов. Он вынул листок из кармана, Зажал его крепко в руке. И начал читать на гортанном Алтайском своём языке. И голос — густой и певучий — Звенел над рядами о том, Что где-то военные тучи Плывут над сожжённым селом, Что парень в далёком Вьетнаме, Страну защищая свою, О доме, о старенькой маме Всегда вспоминает в бою... Закончился вечер. И скоро, Дня три иль четыре спустя, Мы старый покинули город... Он скрылся, огнями блестя. Потом через степи, долины Нас в горы умчал паровоз. Потом повезла нас машина По Чуйскому тракту в колхоз. И утром прозрачным и чистым Брели нам навстречу стада, В убранстве своём золотистом Виднелась отрогов гряда. Дома возникали, постройки, Лугов благодатных разлив... — Вот мы и приехали!