Сибирские огни, 1953, № 5
— Что это за человек? Вот. второй-то? — спросила Анна Михайлов на, едва за гостями закрылась дверь. — Наш главный агроном, — сказал Кубрин, — Вам он понравился? — Нудный какой-то. Говорил, улыбался, а видно, что не от души. И с семьёй связываться не хочет: забот боится. То-то он эдакий и запо- лошный, видать, не больно о работе страдает. Вот, начальник у тебя — хороший, уважительный человек. Я это сразу заметила. Только что это ты с ним ссорился? — Разве я ссорился? Мы просто поговорили, поспорили немного. — Не знаю я твоих дел. И учить тебя не хочу. А совет мой такой: раз уж он старший над тобой, так ты не спорь, слушайся его. По-друже ски как-нибудь делай, не перечь. — Нельзя, мамаша, по-другому, нельзя, — тихо рассмеялся Николай Павлович. Он осторожно перенёс уснувшую дочку на кровать. Потом стал пе ребирать книги. «По-другому как-нибудь делай», — вспомнил он слова старушки. По-другому: значит молчать? Нет... Нет! Анна Михайловна, позвякивая посудой, убирала со стола. Вдруг она спросила: — Скучно тебе, Коля?.. Кубрин несколько удивлённо поднял на неё глаза. — Скучно и тяжело, — ответила она сама и села возле стола, поло жив руки на колени. — Вы о чём, Анна Михайловна? — Кубрин отложил книгу, которую листал.— О чём вы говорите? — Хозяйка тебе нужна в дом. Не бобылём же тебе жить? Как этот ваш агроном-то главный. Я уеду, меня Сергей зовёт к себе, телеграмму прислал. Как же вы с Люсенькой останетесь? Может, от меня неловко, так я тебе говорю: думаешь жизнь устроить — на меня не гляди. Осуж дать я не буду... Я ведь... — голос старушки дрогнул... — понимаю... да и никто не осудит. Как же теперь? — Я про это не думал, — тихо сказал Кубрин. — А что тут такого? Это жизнь, Коля. Не весь же век одним горем жить? Ну, да сам подумай, дело-то твоё... — Анна Михайловна фарту ком смахнула навернувшиеся слёзы и пошла на кухню. Николай Павлович задумчиво смотрел перед собой. Разговор с тёщей взволновал его. В сердце вновь ожила и стала ясно ощутимой утихшая было боль невозвратимой утраты. Он не стал разбирать книги, но уснуть не мог, и всё думал, думал, о том, что ему сказала Анна Михайловна. Он знал её как женщину мужественную, хотя это мужество и не всегда можно было видеть, знал, что ей нелегко было решиться на по добный разговор с ним. Это могла сделать не всякая женщина на её месте. Кубрин понимал, что в сущности она была права, затеяв такой раз говор с ним, всё это диктовалось жизнью — и, однако, слова её больно укололи его. Связывать свою жизнь с другой женщиной казалось ему преступлением перед памятью Вари, он заранее чувствовал себя вино ватым. Конечно, так не могло продолжаться всё время, но пока было так, и он не в состоянии поступить вопреки этому. Он лежал с открытыми глазами. Люся спала. Было слышно её ров ное, спокойное дыхание. С кухни сквозь неплотно прикрытую дверь про никала узенькая, как шнурок, полоска света. Поднялся ветер, он посту кивал ставнями. Но он не мог отвлечь Николая Павловича от невесёлых дум. Образ жены стоял у него перед глазами. С такой болью и тоской он давно о ней не думал.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2