Сибирские огни, 1953, № 5

Ревностная пропаганда Толстого борь­ бы против империализма за равнопра­ вие всех наций, его гуманизм, отрицаю­ щий войны и утверждающий мир, пред­ ставляли опасность не только для хозяев колоний. Реакционные круги господству­ ющих классов Востока вполне разделяли страхи колонизаторов перед Толстым и тоже всячески пытались вырвать народ­ ные массы из-под влияния толстовского учения. Решительная борьба с учением Тол­ стого развернулась в Японии, и вдох­ новителем её оказался не иностранный империализм, а собственная военщина. Япония в конце прошлого столетия сама вступила на путь империалистиче­ ского захвата чужих земель и порабо­ щения миролюбивых народов, и воин­ ствующий национал-шовинизм, раздутый японскими милитаристами, сделался на время «главным редактором» всей япон­ ской и переводной литературы. Правящие круги Японии увидели в Толстом своего опасного врага. Они тер­ пимо относились к художественным про­ изведениям писателя. Но философские проповеди Толстого — «Исповедь», «В чём моя вера», появление многочис­ ленных брошюр об учении Толстого, орга­ низация толстовских кружков заставили милитаристов насторожиться. Наконец, под влияние «чарующей правды» Тол­ стого попала и японская литература: «...Японские писатели, совершенно ото­ рванные до сих пор от народа... ни разу не выразившие должного протеста по поводу противоречий окружающей дей­ ствительности, теперь взялись за усвое­ ние уклада народной жизни. Уже нача­ лись в печати вопли об угнетённой лич­ ности»1. И японская военщина привела в дей­ ствие весь цензорский и полицейский механизм. Первыми жертвами оказались «Исповедь» и «В чём моя вера». Их строжайше запретили печатать или хра­ нить в рукописных копиях. Операция полицейского управления закончилась разгоном толстовских кружков. «Но убеждённое меньшинство всё же продол­ жало работать и, например, заповедь Толстого «Не убей», так энергично пре­ следуемая властью, всё же попадалась в Японии в большом количестве рукопис­ ных экземпляров»2. Такое решительное гонение на Толсто­ го не было единственным. В 1931 году то же произощло в Китае. Чрезвычай­ ный уголовный кодекс, закрепивший власть китайской феодально-компрадор­ ской реакции, превзошёл японских цен­ зоров. Индекс запрещённых книг, со­ ставленный в соответствии с духом и 1 Г. Г. Н с е м и д о в . «Обзор истории совре­ менной Японской литературы 1868—1906 гг.» (по японским источникам). В полном объёме просмотрена проф. Спальвиным и Подстав- киным и удостоена награждения золотой ме­ далью на конференции Восточного института в выпуске 1907—1909 гг., стр. 97. 2 К с е м и д о в , стр. 98. буквой этого творения военно-фашист­ ской диктатуры Чан Кай-ши, открывал свой заглавный лист именами Горького и Льва Толстого, причём Толстой объяв­ лялся прямо «русским большевиком». В 1947 году (на этот раз снова в Япо­ нии) отдел печати штаба Макартура за­ претил издание в японских переводах более пятидесяти книг русских и совета ских авторов, в числе которых оказались «Казаки» и «Хаджи-Мурат» Л. Толстого. Но это было преследование уже не Толстого-проповедника, а Толстого-ху- дожника. После 1910 года толстовская доктрина в странах Востока начала от­ мирать. В двадцатых годах на арену борьбы за освобождение в колониях вы­ ступил новый общественный класс — пролетариат, поведший за собой массы закабалённого крестьянства. «Исторический конец толстовщины» не означал, конечно, скоропостижной смерти учения Толстого. Оно жило ещё некоторое время, делаясь постепенно никому не нужным. Его пытался было оживить Ганди, на­ чавший в 1919 году кампанию пассивно­ го сопротивления англичанам. Ганди всё ещё не понимал, что в новых условиях с империализмом нельзя бороться бой­ котом английских товаров, неисполнени­ ем приказов английского вице-короля. Но индусский народ, возглавляемый сво­ им пролетариатом, внёс существенную поправку в эту ганди-толстовскую кон- цепцию и встал на путь прямой борьбы. Толстовское же учение в этих новых условиях было взято на вооружение фео­ дально-буржуазной реакцией. Она ухва­ тилась за него, как за средство удержать господство над народами и принялась пропагандировать самую реакционную его сторону — теорию о непротивлении злу насилием. Крупная национальная буржуазия, испуганная нарастанием на­ ционально-освободительного движения и договорившаяся с империализмом, вос­ пользовалась этой теорией, как орудием обуздания народных масс. Она обрати­ ла Толстого из друга угнетённых и бор­ ца за их раскрепощение в пророка новой религии, спасителя мира от зла и сквер­ ны, представила его мессией, сверхчело­ веком, призванным объединить господ и рабов. Так, индийская буржуазия видела в Толстом воплощение божественной силы. «Многие из моих соотечественников, •— писал редактор индийского буржуаз­ ного журнала Д. Г. Четти,— теперь смотрят на Толстого, как на проявление божества. Портрет Льва Николаевича, украшающий мой кабинет, является для заходящих ко мне предметом религиоз­ ного поклонения. И живи Толстой не в Европе, а в Индии, он наверное бы уже считался Буддой или Шри Кришной. Наш эгоистический мир никак ещё не может понять Толстого целиком. Но, ра­ но или поздно, настанет минута, когда