Сибирские огни, 1953, № 5

употребление слова «бог», а рядом мож­ но встретить грубоватое слово мещан­ ской среды «тряпка» при характеристи­ ке Феди. Совершенно очевидно, что сло­ во «тряпка» дико звучало бы в речи Карениной или Абрезкова, который даже при споре выбирает выражения самые деликатные, изысканные: «Вы недобры, ■вы жестоки»... и т. д. Стиль и речь персонажей драмы Тол­ стого вполне отражают их характер, ин­ дивидуальные особенности, социальную принадлежность и изменяются в зависи­ мости от душевного состояния действую­ щего лица. Порой одна-две фразы, сказанные ка­ ким-либо эпизодическим персонажем, раскрывают его внутренний мир. Дамоч­ ка в суде, растроганная речью адвоката Петрушина, говорит всего несколько слов: «Прекрасно. Прямо до слёз до­ вёл», на что её спутник офицер отвеча­ ет: «Лучше всякого романа». И перед вами, как на ладони, всё пошлейшее су­ щество приличной, чистой публики, пре­ вращающей суд в пикантное театральное зрелище. В пьесе отсутствуют длинные патети­ ческие монологи. Каждое действующее лицо говорит сообразно своему положе­ нию и своим особенностям. Но как бы ни были хорошо раскрыты характеры действующих лиц и умело дана речевая характеристика, любая пье­ са представит из себя художественную ценность лишь в том случае, когда все её элементы соединены в композицион­ ное целое. Композиция, строение драмы Толстого до сих пор у многих вызывает недоуме­ ние. Прежде всего, поражает обилие действий (6) и картин (12), никогда рань­ ше не встречавшееся у Толстого. Эту особенность пьесы критики выдвигали как самое неопровержимое доказатель­ ство её явной незаконченности. Однако факты опровергают подобное утвержде­ ние и говорят за то, что необыкновенная форма пьесы возникла не случайно. Со­ хранилась запись бесед П. А. Сергеенко с Толстым, которая открывает нам тайну странной формы «Живого трупа». Сер­ геенко приводит по этому поводу слова самого Толстого: «Труп» меня подвинула писать движущая сцена. Я читал, не помню, как называется, одну немец­ кую пьесу, в которой автор, видимо, пропускает многие важные сцены, пото­ му, что не может втиснуть их в четыре действия. И когда я узнал о движущей сцене, я подумал, как это было бы хоро­ шо изобразить на сцене полностью ка­ кой-нибудь эпизод, и написал (в голосе послышался смех) что-то, кажется, шест­ надцать действий».1 (В черновых вариан­ тах было 15 картин). Из этих слов видно, что не случай­ 1 Литературное наследство. № 37 — 38. Л. 11. Толстой, т. II, 1939 г., стр. 547 (из запи­ си П. А. Сергеенко). ность, не формальное новаторство, кото­ рому всегда был чужд Толстой, породи­ ли странную форму пьесы, а желание драматурга возможно полнее, шире, не только во времени, но и в пространстве показать развитие сюжета. Толстой пы­ тался раздвинуть рамки действия и тем самым приблизить театральную сцену к правде жизни. При этом он прекрасно понимал, что должный художественный эффект будет достигнут и форма оправдана только в том случае, если картины окажутся орга­ нически связанными друг с другом. Та­ кая органическая, внутренняя крепкая связь объединяет 12 картин драмы. Связь эта очень своеобразна. Картины не только показывают быстрое, последо­ вательное развитие сюжета, нарастание драматического конфликта и вытекают одна из другой, но о б ъ е д и н е н ы меж­ ду собой в действиях по п р и н ц и п у к о н т р а с т а . В первом действии за сценой в гости­ ной Протасовых, где царит тишина и печаль и созревает явное желание Анны Павловны и тайное — Лизы порвать узы с Федей, идёт шумная оргия у цыган, в которой ищет забвения Протасов. Во втором действии за картиной оживле­ ния в доме Протасовых, по случаю вы­ здоровления ребёнка и радости взаимно­ го влечения Каренина и Лизы, следует сцена в кабинете Афремова, где надлом­ ленный и разочарованный Федя сообща­ ет Саше об окончательном разрыве с домом. В третьем действии роскошная, изящная гостиная Анны Дмитриевны Карениной сменяется грубой сценой с родителями Маши в убогой комнате Фе^ ди. Мучительные приготовления Феди к самоубийству в дешёвеньком номере какого-то трактира (4-е действие) пред­ шествуют радостной сцене любовного объяснения Лизы и Каренина в доме Протасовых, которое затем омрачается известием о гибели Феди. Картина грязного кабачка в 5-м действии, когда Федя рассказывает Петушкову о своей жизни, сменяется солнечной, оживлён­ ной сценой на даче Карениных. Так всё время, с необычайной после­ довательностью, упорством Толстой про­ тивопоставляет кажущееся приличие и чистоту, порядочность дворянских гости­ ных и физическую грязь, убожество тех мест, где скитается Фёдор Протасов. При этом чистота и опрятность дворян­ ских гостиных не могут скрыть эгоизма^ нравственного и духовного убожества их обитателей, а опустившийся Федя, цы­ ганская певица Маша, спившийся худож­ ник Петушков оказываются всё же более человечными и нравственными. Толстой энергично и быстро развива­ ет действие драмы, не давая ослабевать вниманию зрителей. Драматург всё подчиняет глубокому раскрытию характеров действующих лиц, анализу их сложных взаимоотноше