Сибирские огни, 1953, № 5

на в «Отце Сергии» обрёк на отшельни­ чество и умерщвление плоти, то в «Жи­ вом трупе» морально-религиозные моти­ вы, несомненно, имевшиеся в пьесе, под конец почти совсем исчезли. Что же произошло с Толстым, почему он отказался от излюбленной проповеди, так настойчиво проводившейся почти во всех его произведениях последнего пери­ ода? Ответ, нам думается, можно найти у самого Толстого в его предисловии к произведениям Г. Мопассана: «Художник только потому и художник, что он видит предметы не так, как он хочет их ви­ деть, а так, как они есть. С каждым ис­ тинным художником, когда он под влия­ нием среды начинает описывать не то, что должно, случается то, что случилось с Валаамом, который, желая благосло­ вить, стал проклинать то, что должно было проклинать, и, желая проклинать, стал благословлять то, что должно было благословлять, он невольно сделает не то, что хочет, а то, что должно. И это случилось с Мопассаном»1. В данном случае можно сказать: «и это случилось с Толстым». Толстой показал неизбежный распад семьи, счёл более нравственным пребы­ вание Феди Протасова в цыганских ре­ сторанах и дешёвых номерах, чем в са­ мых приличных дворянских гостиных или кабинетах департамента, и, наконец, сделал самоубийство Феди своеобраз­ ным протестом против фальши и грязи существующего порядка. Можно ли это назвать толстовским решением проблемы семьи, нравственных норм поведения че­ ловека? Конечно, нет. Но зато в судьбе Протасова правдиво показана неизбежная тибель человека в старом обществе. В «Живом трупе» восторжествовала не надуманная мораль, а суровая прав­ да жизни. Отрицая, Толстой взамен ни­ чего не предлагал. В этом отношении драма стоит безусловно рядом с по­ вестью «Хаджи Мурат». Образ Фёдора Васильевича Протасо­ ва — один из самых сложных и противо­ речивых персонажей, когда-либо создан­ ных Толстым. На первый взгляд в нём как будто не мало черт прежних толстовских героев: доброты и честности Пьера, безволия и безалаберности брата Левина Николая, поисков смысла жизни и самопожертво­ вания Нехлюдова, но ещё больше новых, необычных для толстовских героев ка­ честв. Его положение в дворянском обществе неопределённо. Федя кончил универси­ тет, служил, а потом, очевидно, пробо­ вал заняться литературой. Вначале кажется, что причиной тяжё­ лой трагедии Протасова является не­ устроенная семейная жизнь, жена «без изюминки». В течение многих лет у Фе­ 1 Л. Н. Т о л с т о й . Поли. соб. соч., т. 30, чстр. 20. ди с Лизой не было крепкой духовной связи: Лизе всегда была чужда та страстная неудовлетворённость окру­ жающей жизнью, которая мучила Федю. Но самым страшным для Протасова бы­ ло то, что за стенами дома царила ещё худшая фальшь, пошлость и насилие над человеческой личностью. « В с е м я н е д о в о л е н » , — резюмирует своё от­ ношение к окружающему Федя. Так конфликт Протасова вышел за узкие се­ мейные рамки и перерос в острое недо­ вольство социальным строем. Как же решается этот конфликт? Вот здесь-то и начинается нечто необычное, совсем уже «нетолстовское». Три выхо­ да, т о л ь к о т р и видит Фёдор Прота­ сов для людей своего круга: первый — «служить, н а ж и в а т ь д е н ь г и , у в е ­ л и ч и в а т ь т у п а к о с т ь , в которой живёшь. Это мне было противно, может быть не умел, но главное было противно. Второй — р а з р у ш а т ь э т у п а ­ к о с т ь ; для этого надо быть героем, а я не герой. Или третье: з а б ы т ь с я — пить, гулять, петь. Это самое я и делал». Невольно возникает вопрос: а где же са­ мый главный привычный толстовский выход — спасение человека через нрав­ ственное самосовершенствование? Его нет, нет даже намёка на него. Не в отшельничестве, не в нравствен­ ном самосовершенствовании, а весьма банально, в вине, среди цыган находит забвение Федя. Вино прогоняет чёрные думы, а цыгане хоть и алчны, но менее лицемерны, и потому среди них Федя чувствует себя лучше. Кутежи служат для него средством ухода от ужасов жиз­ ни: «кабы только не просыпаться, так и помереть». Эти настроения поисков заб­ вения были весьма характерны перед революцией 1905 года для некоторой части русской интеллигенции, не видев­ шей выхода из создавшегося положения. Достаточно вспомнить пьесу Чехова «Три сестры» и в ней трагическую фигу­ ру доктора Чебутыкина с его отчаянным стоном: «О, если бы не просыпаться». Образ Феди несомненно согрет симпа­ тиями автора. Толстой щедро наделил его положительными чертами. Протасов добр, мягкосердечен, незлопамятен, всег­ да готов на самопожертвование и нена­ видит ложь во всех её проявлениях. Образ Протасова отразил в себе слож­ ные раздумья Толстого над жизнью. Толстой вновь отошёл от мёртвых добро­ детельных схем и создал образ челове­ ка, раздираемого противоречиями жизни. В чём состоит обаяние и сила этого образа? Оно заключено в подчёркнутом недовольстве окружающим миром, в кри­ тике преступного порядка жизни; Федя Протасов не желает служить и тем уве­ личивать пакость жизни: «быть предво­ дителем, сидеть в банке — так стыдно, так стыдно... И только, когда выпьешь, перестанет быть стыдно». Протест Феди достигает предельной