Сибирские огни, 1953, № 5
Он особенно ясно представил председателя колхоза Никиту Матве евича Лукьянова. Никита Матвеевич уважал Семёна за расторопность, за любовь к трактору, а теперь? «Перехвалил, скажет, я тебя, па рень». Ну, может, не скажет, а подумает обязательно. Проклятая рыбал ка, подвела. Но как ни была неприятной мысль о том, что про карикатуру узнают в колхозе, дома, в сто раз обиднее казалось ему то, что виной всему была Галя Веснина. Только она одна могла написать такую заметку, кроме неё, наверно, никто не знал, что они рыбачат. Семёну казался совершенно необъяснимым её поступок. После раз говора с ней во дворе МТС он и на озере-то побывал всего один раз. И то — «из принципа». А больше не ходил... И не пошёл бы! Он и удочки давно зашвырнул в чулан. Но Галина не поинтересовалась, не спросила. Разве так поступают те, которые... любят?! Нет, здесь что-то не то, здесь какая-то другая причина. «Да любит ли она? А вдруг это только кажет ся?»— возникла неожиданно тревожная мысль. Семён от этой мысли даже вспотел и торопливо полез в карман за платком. Он стоял за углом клуба, подставив лицо влажному, пахнуще му камышом, ветру. Ночь была по-весеннему тёплая, звёздная. По крыше стучали и царапали голые ветви тополей. Вокруг клуба сновали на конь ках мальчишки, гремело радио. Но Семён ничего этого не замечал. Ему хотелось одного: немедленно увидеть Галю Веснину и всё, всё ей высказать. Пусть знает, что он уж не такой глупый, как она думает. Он всё понимает. Он больше не даст водить себя за нос, не поверит ни одному её слову. Только вот как с ней встретиться? Сама она не выйдет. Да и какое ей до него дело? Ушёл — и ладно. На баяне кто-нибудь другой сыграет. Но и он тоже не вернётся в клуб. Зачем? Чтобы слушать, как над ним станут смеяться? Несколько минут Семён стоял, раздумывая, что предпринять. Потом отвёл взгляд от ярко освещённых окон клуба, вздохнул и, так ничего и не придумав, медленно побрёл по улице. В общежитии, куда он машинально завернул, было сумрачно и пусто. На выходной день большинство трактористов разъехалось по колхозам, а те, кто остался, ещё не вернулись из клуба. Кто-то второпях забыл убрать со стола хлеб. Семён отломил короч ку, взял чайник и из носка потянул тёплую воду. Потом подошёл к своей койке и, не раздеваясь, лёг. Лучше всего было сейчас уснуть. Но сколько он ни жмурил глаза, сон не шёл. Перед глазами вставали то карикатура, то ухмыляющийся Томилов, в ушах звучал хохот собравшихся в библио теке. Как смотреть завтра на людей? Он думал о Гале, и горькая обида на неё охватывала его всё больше. Ей там весело. Выставила его людям на смех и танцует себе. А тут рас хлёбывай, как хочешь. Семёну стало вдруг так тяжело, так тоскливо, что он уже не мог дальше лежать спокойно. Он встал и, пройдя к комнатушке, где жила сто рожиха, постучал в дверь. Послышалось покашливание, и вслед за этим Веевна недовольно отозвалась: — Кого там нелёгкая принесла? — Веевна, можно на минутку? Это я, Лапин. —- Чего надо? Сплю я. — Откройте. Нужно. — Всё вам нужно. Покоя от вас нет. Ох, грехи мои.— Слышно было, как сторожиха тяжело вздохнула и стала подниматься с лежанки.— Ну, заходи, что ли, не закрыто там. Семён переступил порог. В нос ударило тёплым, спёртым воздухом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2