Сибирские огни, 1953, № 5

шаг вперёд к кровати и горячо, волнуясь, комкая слова, спеша высказать всё сразу, сказала, что ей стыдно за него перед девочками и перед всеми людьми, что она не может смотреть на него такого и что пусть он с ней не шутит больше, как привык шутить, словно с маленькой... Отец приподнялся на локте с подушки и удивлённо посмотрел — он, видимо, никак не ожидал этого взрыва, и даже начал что-то отвечать, но Галя уже действительно не могла ни смотреть на него, ни слушать его, она повернулась и выбежала из комнаты. Прошмыгнув мимо старухи, которая с любопытством прислушивалась в кухне, Галя хлопнула всеми дверями по очереди и выскочила на улицу... Она быстро шла по тёмному переулку, сама не зная куда, взбудора­ женная и несчастная... Было ясно, что она сорвалась и наговорила отцу много лишнего, и нехорошо было на душе именно оттого, что поступила как девчонка, в то время, как на самом деле рассуждает разумно и всё глубоко понимает... Она понимает, что отец опустился, что он не хочет заставить себя быть другим. Она мечтала быть помощницей папе и дру­ гом, мечтала с ним вместе пережить горе и в память о маме наладить жизнь семьи, а он лишь беспомощно улыбается, как будто беспрерывно просит извинение, и Гале остаётся теперь только признать, что бесполез­ ны её усилия, бесполезны её старания наладить, как следует, жизнь их без мамы... Что же делать теперь? VII Наутро, в день маскарада, уехала в лагерь Зина Жук. А днём, вспомнив своё обещание «взглянуть на белорусский костюм», забежала к Гале Рая. Она ворвалась, как всегда, лёгкая, порхающая, в голубом платьице и в белых туфельках на высоких каблучках — на ходу чмокнула в щёку Галю, кивнула Захаровне, присвистнула собаке и в то же время, ни на секунду не закрывая рта, рассказывала, как вчера со студентами из ме­ дицинского института съездила и выступила на вечере художественной самодеятельности в клубе кирпичного завода. Почему она ездила выступать где-то в клубе и почему именно со сту­ дентами, понять было невозможно, но Галя и не допытывалась. Ею овла­ дело безразличие ко всему — и к тому, что касалось Раи, и к тому, что касалось её самой... Равнодушно слушала она восклицания подруги по поводу костюма, равнодушно отзывалась на вопросы о сегодняшнем празднике. — Да что с тобой! — возмутилась, наконец, Рая. — С таким видом ты никогда не привлечёшь никакого Тарасова! Расселась, как умирающий лебедь! — А я и не собираюсь «привлекать» Тарасова!— ответила Галя. — Ну, не придирайся, не придирайся к словечкам! В общем — понят­ но. Голову выше! Выше! Долой скулёж! А у меня бордовое платье — пальчики оближешь! Рая ушла так же стремительно, как появилась. — Вертихвостка крикливая!— прозвучал голос Захаровны, едва за ­ хлопнулась за Раей калитка, и впервые в жизни этот хриплый голос не показался Гале противным, а слова старухи даже понравились: почему- то хотелось думать и говорить о Рае тоже только что-нибудь плохое и осуждающее. А Захаровна, помолчав, заговорила об отце. — Терзается твой-то... Вышел вчерась, — когда ты удрала! — сел на крыльцо и руками развёл: «Всё кувырком, говорит, идёт, Захаровна, всё 8. «Сибирские огни» № 5.