Сибирские огни, 1953, № 5

А отец, ухватившись пальцами за воротник, помотал головой, будто его что-то душило, и спросил, тщательно выговаривая каждое слово: — Что... скажешь... дочка? Он захотел облокотиться на спинку стула, но промахнулся и чуть не упал... Галя зажмурилась, а когда открыла глаза, отец уже стоял спиной к ней — сгорбленный, жалкий, в обвисающем с худых плеч помятом си­ нем пиджаке... Взгляд его скользнул по шифоньеру, по кроватям — своей и Галиной, — по ветвистому фикусу в углу, и задержался на столе, где под кругом света от абажура поблёскивали ненужные пустые тарелки. Галя видела в зеркало шифоньера папино лицо — такое же, как у неё, узкое, длинное, словно приплюснутое с боков, с заострённым носом. Ред­ кие папины волосы, всегда аккуратно разделённые пробором, сейчас всклокочены, под глазами появились круги, а около рта углубились бороз­ ды, придающие лицу усталое выражение. Не отводя взгляда от стола и тарелок, отец вдруг замотал головой. —• Понимаешь, дочка, — заговорил он, так же тщательно выговари­ вая слова. — На именинах праздновал... Семён Семёныч пригласил. Со­ служивец один... Вот оно... как получилось...- Он повернулся к Гале с извиняющейся, расплывчатой улыбкой, но Галя не могла смотреть на него сейчас и опустила голову. Отец сделал несколько шагов и сел на свою кровать. — Вот оно... как получилось, — повторил он тихо, уже отвечая соб­ ственным мыслям и тоже глядя на пол. Потом он начал сосредоточенно раздеваться — снял пиджак, потя­ нул с шеи галстук и встал, чтобы оправить постель, но только сдёрнул одеяло и обессиленно опустился на кровать, неловко подвернув руку... Галя наблюдала издали, пришибленная и растерянная... Только ког­ да отец лёг в одежде и ботинках, она подошла и хотела сказать, чтобы он разделся и лёг поудобнее, но он уже спал. Опустившись на колено, она стала расшнуровывать ему ботинки. Один ботинок выскочил из рук и грохнулся на пол с глухим звуком. Галя вздрогнула и оглянулась. Окна на улицу не закрыты. У Захаровны тихо... Галя встала и задёрнула занавески. Это было так позорно! И то, что отец напился, и то, что спит не раздевшись, в брюках на чистой простыне, и то, что она, дочь его, расшнуровывает ему, пьяному, ботинки... И даже не может как следует уложить... Галя торопливо оправила свою постель, погасила свет, разделась и юркнула под одеяло. Её всю трясло. Она свернулась в комочек, зябко кутая плечи одеялом. В темноте опять синими прямоугольниками проступили окна и громче затикал будильник. И на фоне окон вдруг почему-то ярко представилась картина: Люба стоит на углу солнечной улицы и весело кричит через до­ рогу под грохот грузовика: — Папе привет! Кикой уж тут привет! Папа даже не вспомнил, что у Гали кончились экзамены! Мог бы отказаться от чужих именин. Галя ждала его... Бегала на улицу, высматривала... А он... как не стыдно! Хотя, наверное, стыдно. Улыбка очень смущённая... Галя уже видела у него такую улыбку — это было в том южном горо­ де, где жили прежде. Мама ещё не болела. Она сидела у стола в кресле и что-то, смеясь, говорила папе, который ходил по комнате... Он остановил­ ся и ответил маме, и она перестала смеяться и заговорила строго, и тогда у папы появилась вот такая же, как сегодня, извиняющаяся улыбка. Это было давно, Галя не запомнила разговор, может, она была просто мала, чтобы понять его, но улыбка врезалась в память—уж очень она изменила 7*