Сибирские огни, 1953, № 4

за десятерых, чтобы накормить всех и в том числе его же — Николая Касьяновича Далецкого?.. Уничтожить, раздавить, — чтобы и следа не осталось от шипящей, вытягивающей губы трубочкой гадины, чтобы даже воспоминания о ней не отравляли свежий, чистый воздух... Но почему же... почему жила столько времени гадина рядом со всеми, И никто не разглядел ядовитого нутра её под бледным человеческим обли­ ком? Кто виноват?.. Виктор заёрзал на скамейке. Эти два письма, которые дал ему сего­ дня Осокин, должны были притти рано или поздно, обязательно. Но как получилось, что те двое — авторы писем, посторонние люди — сумели раз­ гадать гадину раньше, чем Виктор, который жил бок о бок с нею? Он вспомнил свои отношения с Далецким. Он ненавидел всю его компанию—- это было естественно, — и он брезгливо отворачивался от неё, не желая интересоваться, чем она дышит, чем занимается. А Даледкому этого толь­ ко и нужно было. Гадина больше ничего и не желала, как того, чтобы ею никто не интересовался, не мешал ей вершить свои грязные дела... В памяти Виктора встали все эпизоды, сами по себе мелкие, но такие, что в сумме могли сказать очень многое, если бы он не пропускал их в своё время мимо ушей и глаз и, даже больше, не стремился пропускать. Вещи, не нужные в доме, но день за днём приобретаемые Далецким, Митрофанов, лебезящий перед Николаем Касьяновичем, таинственные разговоры, которые прекращались, едва появлялся Виктор... Можно стать почти соучастником преступления, хотя бы одним тем, что не обращать ни на что внимания... Толпа у кинотеатра рассеялась. Одинокая девушка осталась стоять у витрины с рекламными снимками. Виктор поглядел на девушку и вдруг вскочил — Валя! Её и нужно было сейчас Виктору, чтобы излить горькие чувства, найти поддержку, участие. Он торопливо пошёл по аллее, не зная, окликнуть ему Валю или нет. И — замер... Валя, оказывается, ждала. Тог, кого она ждала, подошёл. Это был Сергей... Виктор вернулся на прежнее место. Лишь сейчас он припомнил, что это — та самая скамейка, на которой сидели они первого мая с Верочкой. Верочка, Вера Степановна... Она, наверняка, тоже замешана во всём. По крайней мере при ней Далецкий и Митрофанов разговаривать не стесня­ лись. Гадина, тоже гадина... Она ещё смела передавать письмо в редак­ цию, требовать помощи в чём-то. Все они такие — эта змеиная порода. Грабить, кусать, жалить — и без малейших угрызений совести настаивать, чтобы о них ещё заботились!.. Виктор посмотрел вслед удаляющимся Вале и Сергею... Что ж, этого следовало ожидать. Очевидно, правду сказала Валя, что нельзя любить двоих одновременно, надо выбрать одного. Вот, она и выбрала... Виктор сам удивился, что относится к случившемуся почти равнодушно. Кто зна­ ет, что тут сказалось, — или то, что подсознательно он давно уже готовил себя к этому, или весь сегодняшний день... Но, рано или поздно, надо было итти домой. Итти и пока еще ничем не выдавать своих чувств Николаю Касьяновичу, скрыть всё от него и д а ­ же от тёти Даши... Ах, тётя Даша... Без всяких колебаний Виктор растоп­ чет гадину, так нужно, иначе не может быть. Но... тётя Даша,.. Ударить по Далецкому — значит ударить и по ней. По той, которая после смерти матери стала ему самым близким человеком. По той, которая постоянно думала о том, что ему нужно погладить сорочку, пришить оторвавшуюся пуговицу, покормить, как бы поздно он ни вернулся, которая радовалась, когда радовался он, и тяжко вздыхала, если Виктор был хмур, хотя под­ час даже не знала причин. И всё-таки... так было нужно, иначе не могло быть...