Сибирские огни, 1953, № 3

в школе, — и всё-таки занимались, и, Виктору казалось, даже лучше, чем раньше, потому что научились ценить многое, чего не ценили раньше. Потом была жизнь на заводе — синее туманное утро, почти ночь, когда надо было итти на работу, и такой же туманный морозный вечер, почти ночь, когда работа кончалась. А между ними — день, заполненный гулом станков, лязгом металла, острым запахом масла, которым пропахла одежда, руки — всё. Позднее к этому прибавились ещё занятия в вечерней школе. Мел скрипел по доске, буквы начинали вдруг двоиться, расплы­ ваться, и нужно было большое усилие воли, чтобы очнуться, стрях­ нуть сонное оцепенение и воспалёнными глазами следить за рукою пре­ подавателя... ' Это была суровая военная жизнь. Прежде она казалась подчас невы­ носимой, но теперь, когда она осталась в прошлом, Виктор всё чаще заме­ чал, что в воспоминаниях эта жизнь представляется уже иной. Исчезало то, что раньше выглядело самым главным, — до раздражения знакомый голос диктора, который день за днём ровно в шесть утра заставлял отры­ вать тяжёлую голову от подушки, липнущие к рукам от мороза шерша­ вые металлические болванки и всё тот же сладковатый запах масла. А в памяти возникало нечто большое и цельное — постоянное напряжение, которое теперь уже не тяготило, а наполняло душу гордостью за то, что не кто-нибудь другой, но он, Виктор, смог это выдержать, и за то, что на, какую-то, пусть самую незначительную долю он приблизил чудесную весну, раскинувшуюся сейчас над городом, над страною, над всем миром. И вот ушла суровая военная жизнь. Песни неслись над улицей, ра­ достно шумела толпа, и все говорили о будущем, у каждого были свои планы жизни в мирные дни. А Виктору ещё ничего не было ясно. Его планы и сейчас оставались такими же расплывчатыми и неосуществимыми, как раньше. Хотя рань­ ше это само собой разумелось, потому что была война, и всё, естественно, откладывалось до того времени, когда она кончится. Но теперь Виктор понимал, что дело не только в войне, но и в нём самом, что ему ещё не хватает чего-то, чтобы сбылись эти планы. Чего? Он и сам не знал, чего, и у него появлялась зависть к тем, с кем вместе он заканчивал вечернюю гйколу. У них, у каждого всё было просто и определённо. Один поступает в политехнический институт, дру­ гой — в высшее мореходное училище, третий решил стать строителем, им ни в чём не надо было сомневаться, — будет так, как они хотят. Будет ли так, как хотел Виктор? Он неопределённо махал рукой и старался перевести разговор на другую тему, когда его спрашивали, что он думает делать дальше. Конечно, был простой, на первый взгляд, путь. Есть в Москве лите­ ратурный институт Союза советских писателей. Есть в нём отделения про­ зы, поэзии, драматургии и критики. Никто не мог помешать Виктору по­ дать туда заявление. Но... с чем он придёт в институт? Кто он — критик, прозаик, поэт? И может ли он писать вообще? А писать очень хотелось, особенно, когда попадала в руки хорошая книга. Прочитав её, Виктор снова перелистывал страницу за страницей. Герои жили, страдали, радовались, боролись, побеждали. Они вставали перед Виктором почти живые, и Виктор мог теперь сам писать о них. Но это были чужие герои. А свои... своих не было. Обиднее всего, что книга рассказывала о таких же людях, как Вик­ тор и те, кого он знал. Вот тут,и скрывалось непонятное «что-то», чем владел автор книги и чего никак не мог отыскать Виктор. Виктор не хотел сдаваться. Ведь и тот, писатель, создавший такую интересную книгу, сразу ничего не умел. Возможно, и он так же, как Виктор, мучился сначала, пока не открыл, наконец, секрета, как ясно