Сибирские огни, 1953, № 3
— Вы очень спешите последнее время, — бросила ему в спину Марга рита. — Смотрите, не насмешите людей... Резко ответив Маргарите, Виктор тут же пожалел об этом: в конце концов, прежде всего виноват в той позорной ошибке он сам. И, может быть, ей действительно надо... что-то срочно сказать ему. 1 3 . Маргарита Маргарита вернулась на работу такая расстроенная, так зло швыр нула сумку на стол, что диктор Олег — долговязый, нескладный, которого в отличие от пушкинского героя она звала «вещающим Олегом», басом запел на мотив «Баядеры»: — О, Маргарита, что случилось с тобой? — и спросил: — Ты, случай но, рыбы несвежей не поела? От этого бывает... — Знаешь, — задохнулась Маргарита. — Иди-ка ты подальше! А на счёт рыбы — голос у тебя рыбий... — Но, но, — взволновался Олег. —Мой голос Москва знает: два ра за уже приглашали во Всесоюзный радиокомитет на работу. — Вот и езжай... пока трамваи ходят... Маргарита рванула замок сумки, вынула блокнот и... забыла о нём. Как ей захотелось сейчас в Чёмск, в милый Чёмск, где всё такое зна комое, где даже собак на тихих улицах знала наперечёт маленькая юркая Ритка-«черноглазик», как в детстве звали её все с лёгкой папкиной руки. Там светлая речушка Чёмка, которую летом, если курица вброд и не пе рейдёт, то уж заблудившийся жеребёнок перебежит свободно. Там бревен чатый мост над Чёмкой, а рядом избушка, где, не помнят, с каких пор, жи вёт сторож дедушка Игнат, который требует, чтобы его обязательно зва ли «директором моста». Там вся усаженная деревьями главная улица имени Красного Командира, названная так в память неизвестного коман дира красногвардейского отряда, погибшего при освобождении города в гражданскую войну. В начале улицы стоит памятник Красному Коман диру — гранитная пирамида со звездой наверху, куда дети каждый год приносят первые подснежники, в конце — самое высокое в Чёмске трёх этажное здание райисполкома, с крыши которого далеко-далеко вокруг видны поля — белые зимой, чёрные весной, яркозелёные летом и золо тисто-жёлтые осенью. Там, в Чёмске — родной старенький папка, двадцатый год директор средней школы, и тоже старенькая мама, которую Рита помнила ещё сов сем молодой и очень красивой. Как они звали её к себе этим летом, папка и мама, а она так и не выбралась к ним, свинтус взбалмошный, так и проторчала весь отпуск в театрах и на концертах. Нет, на будущий год к ним, только к ним, и прочь все дела, все заботы, всех этих Студенцовых, Викторов... Ах, Вцктор, Виктор! — Простите, я спешу! — скорчила она гримасу, и Олег с удивлением посмотрел на неё, но не рискнул ничего заметить. Если бы он прочёл её мысли, долговязый «вещающий Олег»! Умер бы или потерял от изумления свой драгоценный голос, что для него одно ц то же. Да, но разве она, Маргарита, не изумилась бы сама, если бы ей, хоть несколько месяцев назад, сказал кто-нибудь, что она будет так рвать и метать и из-за чего — из-за грубости какого-то мальчишки? Ну их, все они одним миром мазаны, хотя бы тот же Студенцов. Ходит, увивается, в директорскую ложу проводит в театре, а на «Онегине» не вытерпел, уле тел всё-таки за кулисы. Не постеснялся даже сказать: — Неудобно, народный артист... — А я ваша знакомая, — заметила Маргарита.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2