Сибирские огни, 1953, № 3
вот он перешёл к фотографиям — к тому, чем обычно заканчивались рецензии. И Виктор проникался всё большей симпатией к этому умному, немного разве непонятному ему человеку: Студенцов, видимо, вообще решил не упоминать об ошибке. — Итак, всё, — резюмировал рецензент. — Всё, так сказать, в ояд входящее. А теперь — два слова об из ряда вон выходящем... Собрание шевельнулось. Виктор едва не вскочил с места. — В сегодняшнем номере мы имеем дело с фактом беспрецедент ным, вопиющим, я бы сказал, не сравнимым ни с чем, — возвысил го лос Студенцов.— В отчёте о городском слёте стахановцев сотрудник от дела информации Тихонов записал в число ораторов человека, вовсе не присутствовавшего на слёте, и не только записал, но и ухитрился изло жить его выступление. Виктор хотел крикнуть, что Никитин всё-таки был на слёте, но туг же спохватился, что это ницуть не меняет дела. — Почему же поступил так этот начинающий сотрудник, взлелеян ный, взращённый нашим всеми уважаемым Александром Михайловичем Кузнецовым? — спросил Студенцов так, что было неясно: укоряет ли он Виктора, который отплатил такой чёрной неблагодарностью своему учи телю, или порицает Михалыча, пригревшего на своей груди такую змею. — А потому, видите ли, что он торопился на концерт, — подчёрк нуто произнёс Студенцов слово «концерт», — и не смог досидеть до кон ца слёта. Ненависть клокотала в груди Виктора. Он вспомнил сцену, которую наблюдал однажды на улице: большой человек ласково подзывал к себе маленькую собачонку, а когда та доверчиво подбежала, схватил её грубой рукой и прижёг нос папиросой... — Я не могу назвать всё это иначе, чем одним из рецидивов жёлтой прессы. И я не могу сказать ничего кроме: виновников этого мы должны вышвырнуть из своей среды... — Всё, — пронеслось в голове у Виктора. — Вот и всё... В кабинете воцарилось тягостное молчание. —■Кто хочет выступать? — спросил редактор. Угрюмо поднялся Михалыч. «Что ж, добивай», — взглянул на него Виктор. — В том, что случилось, виню прежде всего себя, — заговорил Ми халыч.— И вас ,—-указал он на Студенцова. Тот развёл руками: вот уж с больной головы на здоровую. — Да, и вас, — повторил Михалыч. — И всех здесь сидящих. Тихо нов — что? Это — молодой работник, который очень многого ещё не знает. И ругать его... я уж сам выругал. И крепко! А вот объяснить ему, что и как, научить его — обязан весь коллектив.,.. Этим, по-моему, вопрос и... — Кузнецов помолчал, — ...исчерпывается. — Доброе сердце! — произнёс вдруг редактор негромко, словно бе седуя с самим собой, но странную реплику эту услышали все. Редактор встал, изменяя своему правилу выступать последним. —- Я говорю — доброе сердце у нашего уважаемого Михалыча!.. Продолжу вашу мысль, товарищ Кузнецов. Виноват в первую очередь я, — сидел на слёте, слушал тридцать ораторов и не запомнил, что Ни китина среди них не было. Виноваты и вы, Михалыч, — не разъяснили своему сотруднику, что нельзя работать по методам жёлтой прессы. Ну, а коль скоро виновато всё начальство, Тихонова можно и простить, даже по головке погладить за испуг... Так, что ли?.. Михалыч сердито крякнул: — Не поняли вы меня... ■— Я вполне вас понял, — резко оборвал его редактор, и Виктор,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2