Сибирские огни, 1953, № 3
дальше, в другом районе. И там будут другие дела, другие колхозы, к че му же столько думать об этом, этот — лишь небольшой и уже пройденный этап его работы. Но тут же Виктор понял — нет, он не забудет, долго не забудет лю дей, которых он узнал в этом колхозе, и всё, что произошло с ним за ка ких-нибудь десять дней. Или... Неужели только за неделю? Он пересчитал по пальцам. Да, всего за неделю. А он долго ещё будет жить интересами тех, с кем расстаётся, думать об их делах так же, как они сами. Почему это? И почему никогда не писалось ему так легко, как здесь, хотя он уста вал, изматывался физически? Ответ возник сам собой, — потому что он всё увидел своими глазами, всё ощутил своими руками. Одно, — сидя в мягком' кресле, слушать рассказ геолога о трудной экспедиции. И совсем другое — самому в этом колхозе... ну, покрутить хотя бы рукоятку веялки. Экспедиция1— это, конечно, в сто крат интереснее, и всё-таки сейчас — Виктор чувствовал — он лучше напишет именно о работе на веялке... На току Виктору сказали, что возчики отдыхают в избушке. Виктор направился туда. Дверь избушки была открыта настежь, и одинокий де вичий голос доносился изнутри: — «...А в это время их дети проходили самые последние и самые страшные из испытаний, выпавших на их долю. Земнухов, покачиваясь, стоял перед майстером Брюкнером, кровь тек ла по лицу его, голова бессильно клонилась, но Ваня всё время старался поднять её и всё-таки поднял...» Виктор догадался: Катерина читает «Молодую гвардию». Чтобы не мешать, он остановился на пороге. Вся молодёжь была в сборе, не было одного Павла, того самого Павла, который с жаром говорил Виктору о «Молодой гвардии»! Девушка читала: — «...Что, не можете?.. — сказал он. — Не можете... Столько стран захватили... Отказались от чести, совести... а не можете... сил у вас нет... И он засмеялся. Поздним вечером двое немецких солдат внесли в камеру Улю с запро кинутым бледным лицом и волочащимися по полу косами и швырнули к стене. Уля, застонав, перевернулась на живот. —'Лилечка... — сказала она старшей Иванихиной. — Подыми мне кофточку, жжёт...» Странно, — Виктор хорошо знал роман, и читала Катерина далеко не блестяще — куда там! — запиналась иногда, сбивалась. И всё-таки Вик тор почувствовал какое-то особенное волнение. Его породила та обстанов ка, в которой происходило чтение, — маленькая избушка, освещённая ке росиновой лампой, — слушатели в рабочей одежде, на лицах которых от ражалось всё, о чём читала Катерина, — гордость за несгибаемого Ваню Земнухова, боль за измученную Улю. Образы романа неожиданно превра тились для Виктора в реальность, — Ваня мог быть похож на парнишку из второй бригады, крепко стиснувшего зубы во время чтения и сжавшего в руках кнутовище так, что, казалось, оно вот-вот переломится. И Уля, — почему ей обязательно было быть высокой, темноволосой, разве малень кая, светловолосая Катерина не могла стать такой, как она?.. — «Лиля, сама едва двигавшаяся, но до самой последней минуты хо дившая за своими подругами, как няня, осторожно завернула к подмыш кам набухшую от крови кофточку, в ужасе отпрянула и заплакала: на спине Ули, окровавленная, горела пятиконечная звезда...» Катерина вдруг замолчала, быстро закусила палец и словно оцепене ла. Вздох, похожий на всхлипывание, донёсся из темноты, почти рядом с Виктором. От неожиданности Виктор вздрогнул. Он повернулся и лишь
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2