Сибирские огни, 1953, № 2

В. Никольского проскальзывает то же идиллическое умиление без раскры­ тия существенных противоречий («Ма­ шенька»), Рассказы такого рода представляют собой небольшие зарисовки какого-либо, нередко многозначительного, факта, эски­ зы и наброски к какому-то ещё не написанному произведению, но не явля­ ются самими законченными, завершён­ ными произведениями, удовлетворяющи­ ми читателя. Из произведения по суще­ ству вынута пружина, приводящая в движение участников совершившегося факта, события, — столкновение характе­ ров, по-разному и оценивающих и вос­ принимающих эти факты и события, преодоления возникающих в жизни пре­ пятствий и противоречий. Такой зарисовкой оказался рассказ В. Мелентьева «Старые знакомые» (аль­ манах «Забайкалье» № 5). Старшина Петров подходит к офицеру Истрину и через несколько минут ничего не подо­ зревавший капитан, а вместе и читатель, узнаёт, что старшина—его «старый зна­ комый» . Петров встречался с Истриным, когда был ещё пионером — во время давних довоенных манёвров воды под­ нёс ему напиться, затем — рабочим — танки передавал через Истрина в дей­ ствующую армию, наконец, солдатом — помог подразделению Истрина отбить атаку немцев. И здесь же вывод, без которого зарисовка эта оказалась бы совершеннейшей пустышкой: «За этими, казалось, случайными, встречами открывалось нечто очень важное и совсем не случайное: прочная, умная, сердечная связь поколений на­ шей страны»... На деле же ничего, кро­ ме поражающих случайностей, за этим не открывается, так как о героях рас­ сказа нам известно, что они оба безус­ ловно храбры и успешно продвигаются по службе. Как же по этим, весьма об­ щим характеристикам можно почувство­ вать ту действительную сердечную связь поколений нашей страны! Кстати, и ав­ тор, поспешивший в заключение сфор­ мулировать идею рассказа, вероятно, догадался, что иначе она не будет по­ нята читателем. Так, например, построены почти все рассказы А. Синёва в книге «На огне­ вой позиции». Это преимущественно маленькие зарисовки из жизни Совет­ ской Армии без малейшего намёка на более или менее глубокое решение взя­ той на себя задачи. Майор Трофимов из рассказа «Памят­ ные места» решил вместе с семьёй по­ ехать к родным. Дорогой, на станции, где была пересадка, он вдруг обнару­ жил, что «за тем лесом, на высоте, стояла моя батарея». Вместе с женой и ребёнком пошёл Трофимов к памятному для него месту. В дни боёв с целью маскировки бойцы высадили на высотке молодые деревца, и теперь они разрос­ лись и «дали начало» лесной полосе, пересекающей бескрайнюю степь. Гор­ дость и радость ощутил Трофимов. Это — хорошая тема для лириче­ ского стихотворения, но рассказа не по­ лучилось. Описание семейного уюта Трофимовых, чтение письма от родных, объяснение всех мотивов необходимости поездки, изображение самой поездки до знаменательной станции — всё это ре­ шительно к делу не идущие сцены. Су­ щество зарисовки выражено на одной, последней, странице, а шесть предшест­ вующих были лишь длинной и довольно скучной экспозицией. Не более как зарисовкой являются и некоторые рассказы А. Демченко — «На пароме», «Обыкновенная история». Девушка спешит на паром — ей срочно надо к садоводу Лисавенко. Дорогой — несчастье: дождь задержал, и грязью за­ брызгала мимо прошедшая машина. На пароме — встреча с провинившимся шофёром. Он смущён и готов искупить свою вину, внимателен, предупредите­ лен, предлагает «домчать» её в город за 20 минут. Девушка отказалась. Всё, но есть многозначительная концовка: «Фрося улыбнулась и стала припоми­ нать разговор на пароме с самого нача­ ла. «Как и с чего началось это?» — подумала она. И вдруг всё в ней заго­ релось, запело от какого-то неясного ещё, но большого, светлого и томитель­ ного радостного чувства...» Концовка многое объясняет, но рассказа, конечно, не делает. Перед нами лишь заготовка к рассказу о рождении любви. Хорошо сделанной зарисовкой можно считать и произведение Ю. Сальникова «С новым годом, друзья!» Не отличают­ ся в этом отношении глубиной и неко­ торые рассказы опытных авторов. Их за­ рисовки не идут дальше сообщения о более или менее интересном факте. В них нет художественного обобщения существенных сторон действительности. С. Сартаков в «Садике под окнами» рассказал читателю о трагическом слу­ чае с семьёй советского офицера во вре­ мя войны, о большом горе человека, отчаявшегося вернуть сына из фашист­ ского, затем, после войны, американ­ ского плена. Но рассказал так, что живого облика этого человека предста­ вить почти невозможно, как и самого рассказчика, от имени которого этот факт сообщается. Когда А. Демченко, рассказывая о возникновении любви в «Маринке», не ограничивается изображением обстоя­ тельств, сопутствующих этому, но и вос­ производит перипетии возникающей, рождающейся любви и связанные с этим душевные, чем-то неповторимые волне­ ния Маринки и Кости; когда Ю. Саль­ ников в рассказах «Разговор о герое» или «У микрофона» в очень острых для героев положениях раскрывает их ха­ рактеры; когда В. Никольский, застав­