Сибирские огни, 1953, № 1
Лодяну, потрясённый случившимся не меньше Громового долго не мог ничего сказать. Он инстинктивно схватился за красноармейскую звез ду, защищая её. И только немного успокоившись, сообщил через своего солдата, знавшего русский язык: — Я ведь ничего не знал. Я со своим взводом стоял за селом. Меня туда выслал командир роты. Теперь мне понятно, для чего он это сделал. Лейтенант Штенберг боялся, что я помешаю ему. Это его рук... Он ещё вчера подбивал солдат на это. Мадьяры, говорит, захватили наши, румын ские земли. Венгры — наши враги, их надо проучить... Бывший пехотинец сокрушённо покачал головой. Вот вражина! Это, значит, тот, что про нас разные сволочные слухи распускал? Ох же и тип! Вроде татаро-армянской резни устроил, — вспомнил он случай из истории, о котором узнал ещё в школе от препо давателя . — Мадьяры — такие же люди, как и все. В дружбе надо жить, а вы... Поглядели бы на нашу батарею — сколько кровей в ней смеша лось: И русские, и украинцы, и белоруссы, и узбеки, один ещё удмурт слу жит у нас. И все мы, как братья, как одна семья. Понял, Лодяну? — и важно подытожил: — Вот как надо жить! На этом беседа Громового, любившего «просвещать» румын, не з а кончилась бы, если бы его не позвал Гунько: нужно было возвращаться на батарею. — Ладно, — улыбнулся маленький пехотинец, пожимая широкую руку Лодяну. — Носи звёздочку. Тебе — можно! А Марченко, распрощавшись с артиллеристами, дав Гунько слово обязательно заглянуть на его батарею, поскакал разыскивать разведроту. В горах день казался короче. С разукрашенных в аквамариновый цвет каменистых вершин, по узким горным дорогам катились серые по токи полковых обозов. Из-под приторможённых колёс и конских копыт летели красные брызги искр. Из ущелий тёмными черепахами выползали танки, готовясь к новому наступлению на город. Селение, куда входили танки и обозы, утомлённое и испуганное, оцепенев, чего-то ждало, упря гав в своих недрах обитателей. В нём было прохладно, но душно и суме речно, как в глубоком колодце без воды. Деревья, неподвижные и запы лённые, странно отпугивали, удручая взор. Хотелось поскорее подняться на гору, вздохнуть свежестью. Казалось, и само село пыталось когда-то вскарабкаться на вершину, но, обессилев, сползло обратно, сюда, в душ ную яму, оставив на скатах горы следы своего падения в виде многочис ленных полуразрушенных землянок, совершенно развалившихся беседок и древнего замка, серого, мрачного, щербато скалившегося у самого края обрывистой горы. Запылённые дома, увитые цепким и уже высох шим плющом, стояли, будто покрывшись плесенью и опутанные липкой паутиной. Нарастал всё ширившийся грохот наших танков. И вместе с ним росло в душе нетерпеливое желание — поднять село и его жителей наверх, к солнцу, свету, воздуху... На другом конце селения, в небольшом, брошенном каким-то пере трусившим купчишкой доме, устраивались хозяйственные мужи раз- ведроты. Страдая от духоты и пыли, Пинчук забрался на крышу и командовал оттуда стоявшим внизу Кузьмичём. — Подать флаг! Ось я его туточки зараз закреплю1 Он пристроил древко возле трубы. Красное полотно легонько зако лыхалось. Пинчук жадно потянул носом воздух. Ему показалось, что стало немного свежее, легче дышать... — Э-гей, Тарасыч! — услышал он чей-то удивительно знакомый го лос внизу.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2