Сибирские огни, 1953, № 1
— Замолчи же ты!.. Зарядив , як пулемёт!.. Ось я тебе покажу бюро крата! — загремел Пинчук, подымаясь из-за круглого стола. Лицо его и вправду не предвещало ничего хорошего. Ванин решил, что разумнее все го будет поскорее ретироваться. Вслед за Сенькой вышел на улицу и Шахаев. Вышел, как ему дума лось, освежиться ночным воздухом, но уже в следующую минуту поймал себя на другом. «Ты же вышел увидеть её! — строго уличил он себя. __ Наташу...» Где-то в глубине двора раздался и тут же смолк её голос. Парторг, словно бы ж елая утихомирить своё сердце, крепко прижал руку к груди и быстро прошёл во двор, к тому месту, откуда доносилась до него румын ская речь. Там вели беседу братья Бокулей. Кто вам сказал такое про русских! Вот уже от третьего солдата слышу, — говорил старший. — Ты посмотри на меня — жив и, как ви дишь, здоров. А я ведь провёл среди них несколько лет. Русские — не ф а шисты. Они совсем другие люди, Димитру. Я не могу тебе объяснить всего, но ты сам поймёшь, когда побудешь среди них. Убивать они нас не станут. Это какая-то сволочь наговорила про них такое. Мы ещё найдём этого че ловека. Мы очистим нашу армию от негодяев, Димитру. Армия должна служить народу. Про русских говорить такое может только враг румын. А вдруг правда , Георге? — с беспокойством спросил младший Бо кулей. — Ты что же родному брату не веришь? — Никому сейчас верить нельзя. — Глупый ты, Димитру! Ну, ладно, не веришь мне, но верь в совет ских людей. Это — особенный народ, они всегда — взаправду!.. — Георге Бокулей говорил быстро и горячо. — Их учил жить Сталин, а это — вели кий человек, Димитру. Таких нет на всём свете! Шахаев присел рядом и слушал, с трудом вникая в смысл беседы. — Может нам домой уйти... Всё же лучше будет, — глухо сказал младший брат. — Мать, отец — старые... — Можешь итти, я тебя не задерживаю . Но я останусь, — резко от ветил Георге щ вдруг обернувшись к Шахаеву, попросил: Вот мой брат Димитру всё хнычет. Перед ним одна дорога —до мой. Ему не понять, почему вы русские, пролив так много крови, остаё тесь бодрыми. Расскажите ему об этом, товарищ старший сержант, а я переведу. Шахаев заговорил без обычной для него мягкой ласковой улыбки: Право, уж не такие мы бодрячки, Георге, как тебе показалось. Больно и нам, иногда до слёз больно. Но мы не из той породы людей, ко торые любят хныкать. — Вот-вот! Я объяснял брату, что война переродила вас, сделала другими ваши души!.. Это не совсем так, Георге. Вернее, это совсем не так, — возразил Шахаев. — Мы стали другими немножко раньше. В 1917 году у нас в стране совершилась революция. Власть перешла в руки рабочих и трудя щихся крестьян. Потом нас более двух десятилетий воспитывали партия, Сталин, чтобы мы выдержали такое тяжёлое испытание, каким явилась эта война. Мы оставались крепкими и сильными духом потому, что знали конечный результат этой войны, знали, что победим: мы ведь вели справед ливую войну. Война не переродила, а закалила в нас то, что рождено в советских людях самой природой нашего строя, что воспитано в них ком мунистической партией. Понял, Георге?.. На бревне, под ореховым деревом, листья которого сильно пахнут анисовым яблоком, сидели Н аташа и Аким. Н аташа спросила:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2