Сибирские огни, 1953, № 1
ками. Пришлось позвать Бокулея-младШего. Георге, всё ещё бледный и, казалось, вдвое постаревший от пережитого, охотно, однако, согласился быть их переводчиком. Оказалось, что хозяин просил Пинчука рассказать о жизни русских крестьян в колхозах. Пётр Тарасович и раньше много рассказывал румыну об этом, но сейчас старик хотел знать всё, что каса лось колхозов: этот вопрос, повидимому, уже давно и сильно занимал его. Пинчук добродушно улыбнулся, пригладил книзу отвислые свои усы, что делал всегда перед большой и милой его сердцу беседой: о колхозе он готов рассказывать хоть сотни раз... — Как у вас обрабатывают землю? — спросил Бокулей-старший и стал напряжённо слушать, словно боясь пропустить хотя бы одно слово из того, что скажет Пинчук и затем переведёт сын. Пётр Тарасович с удовольствием повествовал. Он говорил о тракто рах, о МТС, севообороте, о плугах и, увлёкшись, вникал в такие подроб ности, будто только вчера его оторвали от колхоза. — А как же оплачивается труд колхозника? — спросил хозяин, ко торый во всё время Пинчуковой речи был серьёзен и озабочен, как бы вает серьёзен и озабочен человек, решающий очень большой и сложный, жизненный вопрос, для чего ему надо было взвесить всё, всё — до послед ней мелочи. Сейчас Бокулей-старший напоминал крестьянина, который после многих бессонных ночей решился, наконец, расстаться со своим гнездом и переехать на новые, ещё неведомые ему земли. Д ля него уже со вершенно ясно, что жить прежней жизнью он больше не может, что надо ехать на эти новые земли, более плодородные, но он всё ещё страшится, потому что земли эти были для него неведомыми. «Но надо ехать, надо ехать!..» Пётр Тарасович догадывался о состоянии румына и поэтому старался рассказывать так, чтобы ничего уже не оставалось неясного для собесед ника. Он долго и подробно говорил о трудоднях, о том, что бедному и среднему крестьянину не надо бояться колхоза, что над колхозником ни когда не висит угроза остаться на зиму без куска хлеба. Но едва Пинчук отвечал на один вопрос, как Бокулей-старший задавал ему другой. Вопро сы сыпались без конца. Крестьянина интересовало всё: есть ли у кол хозника право на свой дом, свой огород, свой скот; как одеваются кол хозники, довольны ли они своей жизнью в колхозе; нет ли таких, которые хотели бы выйти из колхоза и жить отдельно; действительно ли колхоз ники живут в своих домах или при вступлении в колхоз их помещают в казармы и они едят из одного котла; каков урожай в колхозе; какие у колхозников обязанности... Пётр Тарасович не только терпеливо, но и с удовольствием отвечал на все эти вопросы. Под конец он вспотел, расстегнул ворот гимнастёрки, стягивавший его толстую шею. Лицо Александру было попрежнему озабоченно и серьёзно, реденькие седые брови хмурились, лоб морщил ся — сложная внутренняя работа шла в его голове. Только один раз он оживился, удивлённо взглянул на Пинчука, будто хотел спросить, так ли он понял старшину. Это случилось в тот момент, когда Пётр Тарасович сообщил, что 96 процентов всей земли в Советском Союзе обрабатывается машинами и что пашут землю на глубину в 35 сантиметров. — У нас пашут на семь сантиметров и то редко, — глухо проговорил Бокулей-старший. — И урожаи бедные. Вот вы говорите, что у вас по 20—25 центнеров с гектара бывает, а в отдельных случаях и выше. Да... А у нас в три-четыре раза меньше... Теперь он казался Пинчуку совсем маленьким, высохшим. Петру Т а расовичу почему-то хотелось взять его на руки и поднять. — Ничего, будет и у вас так! — тихо, но взволнованно проговорил
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2